Для того чтобы продолжить дальше свое скольжение (или падение, или полет), имелась, правда, одна досадная помеха: ночь. Шел второй час, а он мог начать действовать только с утра.
Что ж, остается хорошенько выспаться. Раздеться, залезть под одеяло…
А завтра, и без всякого будильника, он проснется в шесть. Когда есть важные дела, да еще приправленные опасностью, никакие будильники ему не нужны. Организм давал команду «подъем!» в точно назначенное время.
Итак, завтра, как только рассветет, он начнет действовать.
Если бы на следующий день, ранним утром, кто-то заглянул за забор Аллы Михайловны, он мог бы увидеть нечто необычное. Но, слава богу, никто не заглядывал – потому как Валерий Петрович Ходасевич, в широченных штанах «адидас» и футболке на голое тело, вооружившийся лопатой, старательно перекапывал грядки.
Пот струился по его полному лицу. Футболка взмокла и почернела на спине. Полковник работал упорно и методично – от самого серенького рассвета и до момента, когда солнце уже вынырнуло из-за деревьев и крыш дачных домов и стало с необычным для осени жаром освещать его лицо.
Никогда в жизни не принимавший участия ни в каких сельскохозяйственных работах (их даже в Краснознаменном институте на картошку не посылали), полковник копал и отшвыривал землю неумело, и постороннему наблюдателю (буде он появился) могло бы показаться, что он скорее не вскапывал землю, а что-то искал в ней…
Наконец лопата Ходасевича обо что-то звякнула. Он опустился на колени – наклоняться ему, с его пузом, было тяжело. Достал из земли небольшую железную коробку. Отряхнул от чернозема. Открыл, взглянул – и немедленно сунул находку в карман безразмерных адидасовских штанов.
А затем тяжело, в пару приемов, поднялся с коленей на ноги и поспешил в дом.
Лопату на свежевскопанной грядке не оставил – забрал с собой.
В девять часов десять минут утра Валерий Петрович, со свежевымытыми волосами, одетый уже в цивильное, позвонил у калитки пианиста Ковригина.
Прошло немало времени – и по субъективным ощущениям полковника, который спешил, и вполне объективно, – прежде чем калитка распахнулась и музыкант – в халате, в пластиковых калошах на босу ногу, со встрепанными волосами – явился на пороге.
При виде Ходасевича на его лице отразилось отвращение, смешанное с обидой и гневом:
– Вы?! Что вам нужно?!
– Я пришел к вам, чтобы извиниться, – корректно склонил голову Валерий Петрович.
За прошедшие двенадцать часов он извинялся уже второй раз. Кажется, получалось чаще, чем за все последние десять лет.
– Простите меня за позавчерашнее вторжение. И за оскорбительные для вас вопросы. К сожалению, иного выхода у меня не было. Я должен был как можно скорее снять с вас подозрения и исключить из круга подозреваемых. Тем более что дело нешуточное – может быть, вы еще не знаете, но Алла Михайловна убита.
– Боже мой! – воскликнул пианист и прижал руки к груди.
Валерий Петрович хотел, чтобы его дальнейшие слова прозвучали максимально жестко:
– Ее труп нашли в Лосином Острове – под мостом автодороги. Она была раздета. Кто-то привез ее туда и бросил в канаву в прошлую среду.
Ковригин пробормотал:
– Какой кошмар…
– Вы позволите мне войти?
– Да-да, пожалуйста…
– По-моему, у вас в доме есть компьютер?
– Ну, да… А что?..
– Просьбочка к вам, Анатолий Васильевич: можно воспользоваться вашим ноутбуком буквально на пять минут?
– Зачем?
– Мне необходимо просмотреть материалы, связанные с убийством вашей соседки.
Валерий Петрович продемонстрировал пианисту CD-диск.
– Ну, что ж, заходите…