Спальня светской женщины

— Ты слишкомъ мало знаешь меня, — возразилъ онъ, — иначе не вытаскивалъ бы грусти моей изъ такого мутнаго источника… Къ тому же разв моя задумчивость диковинка? — разв я въ первый разъ бгу отъ шума и зажимаю уши отъ пусторчья? Мн можно задумываться о будущемъ: передо мной еще лежитъ много труда: обокъ съ трудомъ долженъ я итти въ жизни, чтобы продлить существованіе. Теб извстно: я бденъ! я не имю имени въ свт…

Александръ! я не могу думать ни о жирныхъ обдахъ, ни о знаменитыхъ покровителяхъ, ни о блестящихъ друзьяхъ… И, произнеся эги послднія слова, юноша устремилъ боязливые и проницательные взоры на своего товарища.

— Врно ты вс эти дни вставалъ лвой ногой съ постели, — шутя замтилъ Врскій. — Какія черныя мысли! передъ нами разстилается необозримая зала удовольствій: роскошь, нга, очаровательныя женщины. Мы будемъ длиться всмъ, всмъ, даже и наслажденіями. Вдь ты мой единственный другъ, Викторъ? Я не измнюсь къ теб никогда. Мы такъ же, какъ теперь, будемъ неразлучны. Не правда ли?

— Мн кажется, ты позабываешь, что не всегда одна кровля будетъ соединять насъ. Какой-нибудь домикъ на Пескахъ, вросшій въ землю, слишкомъ далеко отъ грандіозныхъ палатъ Англійской набережной… Зыаешь ли, сколько верстъ разстоянія между ними? Для дружбы необходимо единодушіе, для единодушія — равенство… Раззолоченныя прихоти аристократа не сойдутся съ воздушными фантазіями плебея!

— Между нами нтъ никакого разстоянія, никакого различія! — съ примтнымъ негодованіемъ воскликнулъ Врскій… — Въ моихъ понятіяхъ существуютъ одн только нравственныя границы между людьми… Я знаю, что умъ и глупость никогда не могутъ сойтись. Разсужденія въ сторону, — прибавилъ онъ съ улыбкою. — Если бы какой-нибудь фокусникъ изобрлъ нравственные всы и мы захотли бы узнать, чей мозгъ потянетъ тяжеле, — право, я остался бы въ наклад… Кто жъ, какъ не я, долженъ дорожить посл этого твоей дружбой?

— Такъ ты не измнишься ко мн, такъ наша школьная дружба не будетъ казаться теб смшною?

— Да избавитъ тебя Аполлонъ отъ такой мысли! Такая мысль недостойна тебя! Ты всегда смотришь на міръ изъ окна пансіона въ радужное стеклышко поэзіи, а на меня вздумалъ смотрть въ какія-то закопченыя стекла! Брось ихъ ради Бога! взгляни на меня по0прежнему своими глазами, и я врно не буду теб казаться арабомъ.

Мы привели здсь этотъ разговоръ для того, чтобы точне показать читателямъ отношенія, которыя связывали Громскаго съ молодымъ графомъ. Наступило время выпуска — и они должны были поневол разстаться: графъ вступилъ въ военную службу; Громскіи нанялъ небольшую комнату въ Итальянской улиц. Графъ черезъ полгода произведенъ былъ въ офицеры; Громскій продолжалъ свое образованіе въ университет. Графъ на лихой четверн разъзжалъ по театрамъ и баламъ, кружился въ вихр большого свта и кружилъ другимъ головы; Громскій всякій день, несмотря на дождь и грязь, смиренно проходилъ пшкомъ опредленное пространство отъ Итальянской до Семеновскаго полка. Черезъ три года посл выпуска графъ былъ произведенъ въ поручики и назначенъ адъютантомъ къ своему дяд барону М**; Громскій получилъ аттестатъ на званіе кандидата. Графъ пріобрлъ много опытности, коротко ознакомясь съ свтомъ; Громскій остался съ прежними понятіями о людяхъ, потому что онъ такъ же, какъ и прежде, былъ далекъ отъ нихъ. Несмотря на все это, въ свободное отъ занятій время Громскій бывалъ у графа, графъ изрдка посщалъ Громскаго и одинаково былъ съ нимъ радушенъ. Но Громскій въ роскошномъ кабинет графа, окруженный новыми его друзьями — знатною молодежью, чувствовалъ себя лишнимъ, боялся разстроивать его своимъ появленіемь, но все не переставалъ любить его по-прежнему. Графъ въ тсной и голой комнат поэта былъ какъ бы не на своемъ мст, казался озабоченнымъ чмъ-то, нсколько принужденнымъ. Оба избгали разговора, который бы могъ напомнить имъ прежнюю ихъ короткость и оправдать Громскаго, котораго предположенія такъ скоро сбывались.