Спальный район Вселенной

«Пруд с холодной черной водой, — возникало на бумаге. — Он холодный и черный, как пианино и как спинка жука. Но в нем есть солнце. Когда собака окунает в солнце лапу, звучит музыка».

Невозможно было поверить, что так бывает! «Что это? — думала Маша, в смятении глядя на серый заборчик букв. — Николай Родионович, ведь это стихи, стихи? У меня получились стихи?»

Маша раз десять перечитала свое «стихотворение». Нежность, восторг, гордость и благодарность, теплая и таинственная связь с настоящей жизнью, которую не найдешь в настройках, — вот о чем она хотела бы записать в дневник, но уже не смогла. Ее свалил сон.

6

А утром все перевернулось. За несколько часов тяжелого сна болезнь взяла власть над Машиными телом и душой. Проснувшись в полубреду, Маша почуяла тоскливый голос бархатцев в ящике на подоконнике (в самом деле ей показалось, что аромат «скулит»), и все, что было вчера, поднялось из памяти серым дымом. Маша с ужасом вспомнила, как, обессилевшая и униженная, лежала на земле, как потом слушала бред сумасшедшей о реконструкции богослужений и как наконец ополоумела до того, что била ногами в двери.

Когда пришло время завтрака, явилась Стелла и, смеясь чему-то в своих настройках, отвела горячую и смурную Машу в капсулу коррекции.

— Вы болеете, — сказала она, посмотрев выданные капсулой данные о Машином состоянии, и приветливо улыбнулась. — Я должна сообщить вашим родственникам!

К тому времени, как Маша закончила двухчасовую программу восстановления, за ней успела приехать мама. Маша встретила ее на крыльце. Худая женщина в термокостюме встревоженно улыбнулась дочери, вокруг ее глаз скопились морщинки, щеки все были в складках, и ежик волос стал совсем серым.

Маша не видела маму без настроек с того самого дня, когда в парке повредила ногу. И теперь, глядя в ее постаревшее лицо, понимала, как страшно было бы вдруг увидеть настоящих ребят из университета, настоящую тетю Лару и особенно — настоящего Кувшинкина.

При мысли о Николае Родионовиче Маша почувствовала панику. Ей захотелось то ли стукнуть его кулаком в нос, то ли обнять и заплакать в плечо, и от этой неясности никак не получалось избавиться.

После капсулы коррекции боль в горле прошла, но чувство одинокого крушения, неисправимой отлученности от «своих» сгустилось еще плотнее. В растерянности Маша надела костюм и напульсник. Настройки никак не хотели слушаться. Сбивалась тактильность, и вместо нежного шороха листвы под ногами вязла глина. А пес Пегас, прибежавший проводить Машу, и вовсе не пожелал встраиваться в анимацию. Среди ярких и ароматных красок Машиной любимой настройки то и дело промелькивала его клочковатая, пахнущая сыростью шкура.

— Мама, мне страшно, — сказала Маша, оглянувшись из окна машины на снова ставший нарядным, в свежем кружеве наличников усадебный дом, и, зажмурившись, включила режим сна.

Мама разбудила ее уже возле самого дома. Маша вышла из машины, пошатываясь, и первым, что бросилось ей в глаза, оказался разбойник с вихром. Он дожидался ее у подъезда, сидя на бортике клумбы. У Маши в настройке вместо цветов там рос красный японский клен.

— Фролова, ну что такое! Что еще случилось?! — вскричал он, ринувшись ей навстречу.

Нечетким промельком Маша увидела сквозь мультфильм встревоженное лицо незнакомого человека и повела рукой, отмахиваясь от видения, как от дыма.

— Николай Родионович, ну зачем вы меня туда отправили? — слабо проговорила она. — Как я теперь буду? Я не смогу больше жить в этом вранье!

— Маш, ты, главное, не переживай! Поправишься — все обсудим! Подготовим научную статью! Я уже чувствую, ты — молодец, все просекла!

При этих словах Кувшинкин, вырвавшись вдруг из обличил разбойника, — русоволосый, с открытым лицом, в джинсах и смешной дутой куртке вместо термокостюма — решительно шагнул к Маше. Должно быть, он собирался встряхнуть ее руку или ободряюще потрепать плечо. Но тут Весна с полотна Боттичелли грозно взметнула брови и волной цветения заслонила дочь от врага.

— Оставьте нас в покое или я вызову власти! — громоподобно произнесла благоухающая цветами фея. — Посмотрите, что вы сделали с девочкой?!

* * *

Маша болела долго. Остатки простуды подлечили за день, а вот стресс не поддавался. Днем она худо-бедно держалась, гуляла по мультикам, отдыхала на теплых пляжах, а однажды даже рискнула задать в настройках межгалактическое путешествие. Вечером приходила мама и, как в детстве, укладывала Машу спать, болтая с ней о впечатлениях дня.

А с рассветом, когда время сна истекало и ободряющий голос в Машином уме произносил привычное: «Машенька, выбери утро!» — расстройство души вновь давало о себе знать. Сквозь предложенное меню настроек проступала тяжелая глина полей, по ее кромке трусила собака с пораненной шеей. Надвигалась холодная ночь, налетал грустным ветром запах сырой листвы и хилых оранжевых цветов, и Маше жадно — как в жару напиться холодной воды — хотелось туда вернуться. Конечно, во всем этом невозможно было жить, — это Маша поняла на собственной шкуре. Но и гулять в раю настроек сделалось тошно.