Спарта. Миф и реальность

От архаического периода спартанской истории до нас дошло два действительно древних документа: это Большая ретра, текст которой приводит Плутарх в биографии Ликурга (6. 5).[71], и фрагменты из поэмы Тиртея «Евномия» (Tyrt. ар. Plut. Lye. 6. 10 = fr. 3b Diehl³), центральные стихи которой выглядят как парафраза Большой ретры[72]. Тиртей в своей поэме перечисляет три конституционных составляющих спартанского полиса: царей, геронтов и рядовых членов общины. Сотрудничество между ними было основным содержанием и Большой ретры — документа, заложившего базис спартанской государственности. Но в обоих древних источниках нет никаких прямых указаний на учреждение эфората в период, который уже в классическое время прочно ассоциировался с Ликургом. Правда, в науке не раз высказывались предположения, что упоминаемые и в Большой ретре, и у Тиртея «мужи из народа» (δημότας άνδρας) — это явный намек на эфоров[73], но доказать эту гипотезу, несмотря на всю ее привлекательность, невозможно.

В древней традиции обособленно стоит одно позднее свидетельство уже эллинистической эпохи, по-разному понимаемое учетами. Так, согласно Сосикрату, «именно Хилон учредил должность эфоров при царях» (Sosicr. ар. Diog. Laert. I. 68). Из этих слов Сосикрата иногда делают вывод, что мудрец Хилон основал эфорат и сам стал первым эфором. Соси-крат датирует эфорат Хилона 56-й олимпиадой (556–552 гг.). Но большинство исследователей полагают, что слишком краткая, а потому и двусмысленная сентенция Сосикрата скорее служит доказательством усиления авторитета эфоров при Хилоне. Как замечает М. Кыйв, «этот пассаж остается полностью изолированным, демонстрируя, что вера в Хилона как автора эфората никогда не была широко распространена в древности»[74].

К сожалению, ни одна из имеющихся в нашем распоряжении древних версий о времени возникновения эфората не может считаться абсолютно надежной. Ибо та, которая считает эфорат за ликургово установление, принимает за аксиому единство и единовременность спартанской конституции. Другая же традиция, согласно которой автором эфората является царь Феопомп, основывается на том, что официальный лист эфоров начинается с сер. VIII в. По-видимому, при существующем состоянии источников трудно отдать решительное предпочтение той или иной традиции. Нельзя исключить и возможности, что в Спарте одновременно существовали две параллельные традиции о происхождении эфората: одна приписывала создание эфората Ликургу, а другая — Феопомпу. Эти версии могли быть согласованы между собой с помощью несложного приема: Феопомп улучшил прежний эфорат, созданный Ликургом, точно так же, как он улучшил Большую ретру, добавив к ней поправки[75].

В зависимости от того, кого считают автором эфората, решают и вопрос о времени возникновения этой должности. Среди ученых нового и новейшего времени, так же как и среди древних авторов, нет единства мнений на этот счет. В науке обсуждались и продолжают обсуждаться три возможных варианта возникновения эфората: до Ликурга, при Ликурге или после Ликурга. Так, не раз уже высказывалось мнение, что эфорат — древний дорийский институт точно так же, как апелла, цари и совет старейшин. По мнению сторонников этой точки зрения, эфорат как общедорийский орган надзора появился в Спарте вместе с дорийцами, т. е. в XI–X вв. Этот взгляд мы находим уже у Карла Отфрида Мюллера, крупнейшего немецкого антиковеда, который еще в 20-е годы XIX в. опубликовал свое фундаментальное исследование, посвященное дорийцам[76]. По мнению К.О. Мюллера и его последователей, таких авторитетных, например, как Эд. Мейер и Г. Вейд-Джери[77], эфоры являлись судьями в дорийских общинах и соответствовали афинским фесмофетам. Ликург, таким образом, не создал эфорат, а преобразовал его, установив количество эфоров соответственно числу городских районов (об), руководствуясь уже территориальным, а не родовым принципом. В доказательство доликургова происхождения эфората приводили, как правило, поздние надписи из лаконских городов, где среди прочих магистратов названы и эфоры[78], а также вспоминали космов критских городов. Ведь в них Аристотель видел близкую аналогию спартанским эфорам (Arist. Pol. II. 7. 4–7. 1272 a-b).