Спартак

Часть лагеря, занятая легионами германцев, была расположена у правых боковых ворот. Эномай сказал пароль начальнику стражи, стоявшему у этих ворот, и приказал своим легионам без шума выходить из лагеря. Букцины германцев разбудили и галлов, их соседей; некоторые решили, что всему войску приказано сняться с лагеря, другие – что к лагерю подошел враг. Все вскочили, наспех надели доспехи, вышли из своих палаток, и трубачи без всякого приказа затрубили подъем. Вскоре весь лагерь был на ногах, и все легионы взялись за оружие среди суматохи и беспорядка, которые всегда возникают даже в самом дисциплинированном войске при неожиданном появлении неприятеля.

Одним из первых вскочил Спартак и, выглянув из палатки, спросил у стражи, стоявшей на претории, что случилось.

– Как будто неприятель приближается, – ответили ему.

– Как так? Откуда? Какой неприятель? – спрашивал Спартак, удивленный таким ответом.

Но так как на войне нет ничего невозможного, то Спартак подумал – хотя это его чрезвычайно удивило, – что один из консулов мог прийти со стороны Аскула ускоренным маршем по какой-нибудь неизвестной дороге. Бросившись в палатку, фракиец поспешно надел доспехи и тотчас направился к центру лагеря.

Там он узнал, что Эномай со своими легионами выходил из лагеря через правые боковые ворота и что другие легионы, вооружившись, готовятся последовать его примеру в полной уверенности, что приказ исходит от Спартака.

– Да как же это? – воскликнул Спартак, ударив себя по лбу ладонью. – Да нет же, не может быть!

И при свете горевших там и сям факелов он быстрым шагом направился к указанным воротам.

Когда он пришел туда, второй германский легион уже выходил из лагеря.

Прокладывая себе путь своими мощными руками, Спартак успел обогнать последние ряды и очутился за воротами. Тогда он бросился вперед и, пробежав расстояние в четыреста-пятьсот шагов, достиг того места, где Эномай верхом на коне, окруженный своими контуберналами, ждал, пока закончится прохождение его второго легиона.

Какой-то человек, тоже в полном вооружении, обогнал Спартака; фракиец сразу узнал его: это был Крикс. Когда они оба добежали до Эномая, Спартак услышал, как Крикс своим звучным голосом, запыхавшись от бега, кричал:

– Эномай, что ты делаешь? Что случилось? Почему ты поднял на ноги весь лагерь? Куда ты направляешься?

– Подальше от лагеря изменника, – получил он ответ. Голос у Эномая был мощный, вид невозмутимый. – Советую и тебе сделать то же самое, если ты не хочешь стать жертвой подлого обмана и предательства со всеми твоими легионами. Уходи со мной. Пойдем на Рим сообща!

Крикс собирался ответить на эти поразившие его слова, но в это время подоспел Спартак и, тяжело переводя дыхание, спросил:

– О каких предателях ты говоришь, Эномай? На кого намекаешь?

– О тебе говорю, тебя имею в виду. Я воюю против Рима и пойду на Рим, не хочу я идти к Альпам, чтобы попасться среди горных теснин в когти неприятелю, «по несчастной случайности», разумеется!

– Клянусь всеблагим и всесильным Юпитером, – вне себя от гнева воскликнул Спартак, – ты, верно, шутишь, но шутка твоя самая скверная из всех, до каких может додуматься только безумный человек.

– Я не шучу, клянусь Фреей… не шучу… Я говорю серьезно и в полном рассудке.

– Ты меня считаешь предателем? – крикнул Спартак, задыхаясь от гнева.

– Не только считаю, но совершенно уверен в этом и объявляю это во всеуслышанье.

– Ты лжешь, пьяный дикарь! – закричал Спартак громоподобным голосом и, вытащив из ножен огромный меч, бросился на Эномая.

Тот тоже выхватил меч и погнал лошадь на Спартака.

Но тотчас контуберналы Эномая уцепились за него, а Крикс, стоявший рядом с ним, схватил его лошадь под уздцы и, осадив назад, закричал:

– Эномай, если ты не сошел с ума, то я утверждаю, что предатель не он, а ты! Ты подкуплен римским золотом и действуешь по подсказке Рима…

– Что ты говоришь, Крикс?.. – воскликнул, весь дрожа, германец.

– Ах, клянусь всемогущими лучами Белена, – произнес галл, кипя возмущением, – только какой-нибудь римский консул, если бы он был на твоем месте, мог действовать так, как действуешь ты!

Между тем Спартака окружили Граник, Арторикс, Борторикс, Фессалоний и двадцать других военачальников, но в порыве гнева, увеличившем силу и мощь его мускулов, он оттолкнул всех окружающих и добрался до Эномая.

Подойдя к нему, он спокойно вложил меч в ножны и устремил на германца глаза, за минуту перед тем горевшие возмущением и гневом, а теперь влажные от слез. Пристально глядя на Эномая, он произнес дрожащим голосом: