Спартак

Рассуждение было немного странное и грешило против здравого умысла, так как тот факт, что он причинил зла меньше, чем другие, не доказывал доблесть Анфидия Ореста. Однако настроение умов в Риме по поводу войны с гладиаторами было столь удрученным, и недостаток в кандидатах на консульство был так велик, что на этот высокий пост на будущий год большинством были избраны Анфидий Орест и Публий Корнелий Лентул Фура.

Между тем Спартак не смог продолжать наступление на Рим из-за наглого поведения и неповиновения тех самых легионов, которые так шумно требовали этого похода; поэтому он задержался почти на месяц в Ариминуме. Отказавшись от командования, он на много дней заперся в своей палатке, не уступая никаким просьбам. Однажды все войско собралось перед преторием и, на коленях оплакивая свое гнусное поведение, заставило его выйти из палатки.

Фракиец был очень бледен. Его благородное лицо носило следы страданий. Вид у него был изнуренный и разбитый, и веки красны от слез. При этом зрелище поднялись громкие крики, послышались уверения в любви и голоса раскаяния.

Он сделал знак, что желает говорить. Когда воцарилась глубокая тишина, он заговорил суровым и проникновенным голосом. Резко порицая поведение легионов, доказывая, что своими гнусными поступками они стали похожи не на людей, добивающихся свободы, а на самых подлых разбойников, он заявил, что остается непреклонным в своем решении не идти с ними дальше, если только они не предоставят ему неограниченное право подвергнуть примерному наказанию подстрекателей к грабежам.

Легионы единодушно согласились на его требование. Спартак принял снова командование над армией и начал самыми суровыми мерами воскрешать в гладиаторах угасшее чувство долга и снова вводить строжайшую дисциплину.

Он присудил к смертной казни самого дикого среди начальников легионов, нумидийца Орцила, запятнавшего себя гнусным преступлением в Бертиноруме, и в присутствии всех легионов приказал самим же нумидийцам распять Орцила на кресте; по его указу побили палками и выгнали из лагеря двух начальников легионов — галла Арвиния и самнита Кая Ганника и распяли свыше двухсот гладиаторов, которые во время грабежей выказали особенное зверство.

Затем Спартак перестроил все легионы. Вместо прежних, построенных по национальностям, он создал новые, вливая в каждую манипулу и в каждую когорту соразмерное число солдат, принадлежащих к разным народностям. Теперь каждая манипула в сто двадцать человек составлялась из сорока галлов-, тридцати фракийцев, двадцати самнитов и из десяти иллирийцев, греков и африканцев Реорганизованное войско было разделено на четырнадцать легионов, которые Спартак распределил по трем корпусам: первый, состоявший из шести легионов, он поставил под команду Крикса, второй, из четырех легионов, имел командиром Граника; третий образованный из четырех последних легионов, был поставлен под начальство Арторикса.

Начальником кавалерии, состоявшей из восьми тысяч человек, остался Мамилий.

Производя это переустройство войска, Спартак увидел необходимость сплотить новые легионы, прежде чем идти на Рим, и поэтому, уйдя из Ариминума, он пришел, делая небольшие переходы, в Умбрию, с целью дать время солдатам узнать и оценить друг друга и освоиться с новыми начальниками.

Когда в Рим пришли вести о совершенных гладиаторами грабежах среди сеннонов, преувеличенные и раздутые молвою, римлян охватил ужас. Народные трибуны стали во всеуслышание кричать на Форуме, что пришло время позаботиться о спасении отечества, находящегося в опасности.

Собрался Сенат. Одни сожалели, что отцы-сенаторы из-за неспособности посланных раньше для ликвидации этого дела полководцев вынуждены серьезно обсуждать вопрос о смехотворном сначала мятеже гладиаторов, превратившемся в страшную войну и в тягчайшую угрозу для самого Рима; другие кричали, что пришло, наконец, время подняться против гладиатора всем силам государства.

Сенат, учтя, что оба тогдашних консула были позорно разбиты Спартаком, а из двух назначенных на будущий год один тоже потерпел поражение от восставших, а другой, вследствие своей неспособности к военному делу, не подавал никаких надежд, решил специальным декретом поручить ведение этой войны не консулам, а опытному полководцу, дав ему сильное войско и самые неограниченные полномочия.

Было решено, что поход против Спартака будет доверен претору Сицилии, которого как раз в эти дни предстояло избрать.

При известии о решении Сената все кандидаты на должность претора Сицилии исчезли, испугавшись тяжести этой войны.