Но трибуны стали уговаривать его не отступать перед неприятелем: они убеждали Муммия, что он может использовать благоприятный случай, предоставляемый ему судьбой, и разбить Спартака без помощи Красса; в этих горных ущельях гладиатор будет лишен возможности использовать свое численное превосходство. Они упрашивали Муммия дождаться Спартака на этой неприступной позиции: трибуны обещали ему от имени легионов, что будет одержана блестящая победа Муммий был совершенно увлечен надеждой на победу, которая казалась несомненной, и на следующий день при появлении Спартака вступил с ним в бой. Фракиец увидел, что он не может извлечь никакой пользы из занятой им позиции Поэтому, пока тринадцатый и четырнадцатый легионы сражались с врагом, он, собрав в один корпус всех велитов и стрелков из остальных легионов, приказал им взобраться на вершины окружающих гор и с тыла ударить на римлян.
Легко вооруженные отряды с большим рвением повиновались приказу Спартака и, спустя три часа после начала битвы, в которой обе стороны сражались с равным мужеством и с одинаковым упорством, римляне увидели, к великому своему изумлению и ужасу, что все близлежащие вершины покрыты неприятельскими пращниками и стрелками, которые обрушивали на них град метательных снарядов всякого вида, а потом начали спускаться вниз, чтобы охватить их с флангов и с тыла. Увидев это, римляне обратились в стремительное бегство, бросая оружие и щиты. Они потеряли свыше семи тысяч убитыми.
Глава 20
От сражения при Гарганской горе до похорон Крикса
Несмотря на то, что сражение у Субиака закончилось так ужасно для римлян и так победоносно для гладиаторов, Спартак не смог извлечь из всего никакой выгоды. Но и Крассу не удалось задержать здесь Спартака. Конная разведка донесла фракийцу, что главная часть войска Красса перешла реку. Он тотчас же понял, что ему невозможно идти на Рим, оставив в тылу у себя Красса. Поэтому в тот же вечер, выступив из Субиака и перейдя Лирис у его истоков, он двинулся в Кампанью.
О поражении Авла Муммия Красе узнал только на следующий день вечером Претор был возмущен поступком Муммия и поведением его легионов Беглецы успели добраться до Рима, и там известие о новом поражении вызвало страшную панику. Красе в своем донесении разъяснил, что сражение вовсе не имело того значения, которое было придано ему страхом, и успокоил Сенат. В том же донесении претор просил Сенат немедленно вернуть к нему всех беглецов из легионов Муммия. Через несколько дней беглецы вернулись в лагерь, подавленные и пристыженные.
Красе, собрав вокруг претория все свое войско, расположил его в виде квадрата, внутри которого поставил обезоруженных беглецов и произнес речь. Он обладал большим красноречием Резкими и суровыми словами он укорял их за малодушие, которым они себя запятнали, убежав подобно трусливым бабам и побросав оружие — то оружие, которым их предки, пройдя через несравненно более тяжелые и опасные испытания, завоевали весь мир. Он доказывал, что гладиаторы казались сильными и храбрыми не вследствие своей доблести, но вследствие трусости римских легионов, некогда славившихся своей непобедимой мощью, ныне же ставших предметом презрения и посмешищем всего мира.
Он сказал, что не потерпит больше позорного бегства, что пришло время доблестных дел и громких побед, что если для этого недостаточно чувства собственного достоинства и чести римского имени, то он добьется победы железной дисциплиной и самыми жестокими наказаниями.
— Я вновь введу в силу, — сказал в заключение Красе, — децимацию — казнь каждого десятого, к которой в редких случаях прибегали наши отцы. Почти два века не приходилось прибегать к этой печальной необходимости но так как вы бежите и позорно бросаете оружие перед таким врагом, то — клянусь богами Согласия! — я применю к вам это наказание. Сегодня ему будут подвергнуты девять тысяч трусов, которые стоят перед вами пристыженные, с бледными и низко опущенными головами, со слезами слишком позднего раскаяния.
И хотя многие самые авторитетные из трибунов и патрициев, находившихся в его лагере, упрашивали его, он не отказался от принятого сурового решения и приказал привести его в исполнение до вечера.
Тогда осужденные стали бросать жребий. Из каждых десяти солдат один, получивший жребий, предавался ликторам. Ликторы сперва секли его розгами, потом отрубали ему голову.