Читаем Спартак полностью

— Это не важно.., я знаю этого зверя.., то есть человека.., и при всей дружбе, которая меня связывает с ним столько лет, я знаю, что он вполне способен свернуть мне голову, как курице… Я уверен, что он прикажет почтить меня самыми пышными похоронами и битвой пятидесяти гладиаторов вокруг моего костра. Однако, к несчастью для меня, я уже не буду в состоянии наслаждаться всеми этими зрелищами..

— Не бойся, не бойся, — сказала Эвтибида. — с тобой не случится никакого несчастья.

В эту минуту вошел в триклиний раб в дорожном костюме.

— Помни мои наставления, Демофил, и нигде не останавливайся до Кум Слуга взял из рук Эвтибиды письмо, положил его между курткой и рубашкой, привязав его веревкой вокруг талии, затем, поклонившись госпоже, завернулся в плащ и вышел.

Эвтибида успокоила Метробия, который решил снова заговорить о своих опасениях. Сказав ему, что завтра они увидятся, она, вышла из триклиния и вернулась в приемную. Там Лукреций, держа в руке дощечку, собирался перечитать то, что написал.

— Извини, что я должна была оставить тебя одного дольше, чем хотела.., но я вижу, что ты не терял времени. Прочти мне эти стихи, ведь твое воображение может проявляться только в стихах.., и притом в великолепных стихах.

— Ты и буря, которая свирепствует снаружи, внушили мне эти стихи… Поэтому я должен прочесть их тебе… Возвращаясь домой, я их прочту буре.

…Ветер морей неистово волны бичует,Рушит громады судов и небесные тучи разносит,Или же, мчась по полям, стремительным кружится вихрем,Мощные валит стволы, неприступные горные выси.Лес, низвергая, трясет порывисто: так несетсяВетер, беснуясь, ревет и проносится с рокотом грозным.Стало быть ветры — тела, но только незримые намиМоре и земли они вздымают, небесные тучиБурно крушат и влекут, — внезапно поднявшимся вихрем.И не иначе текут они, все пред собой повергая,Как и вода, по природе своей, хоть и мягкая, мчитсяМощной внезапно рекой, которую, вздувшись от ливней,Полнят, с высоких вершин низвергаясь в нее, водопады,Леса обломки неся и стволы увлекая деревьев.Крепкие даже мосты устоять под внезапным напоромВод неспособны: с такой необузданной силой несетсяЛивнем возмущенный поток, ударяя в устои и сваи.Опустошает он все, грохоча под водою уноситКамней громады и все преграды сметает волнами.Так совершенно должны устремляться и ветра порывы.Словно могучий поток, когда, отклоняясь в любуюСторону, гонят они все то, что встречают и рушат,Вновь налетая и вновь; а то и крутящимся смерчемВсе захвативши, влекут и в стремительном вихре уносят.

Эвтибида, — мы уже говорили — была гречанка и очень культурная, так что она не могла не почувствовать восхищения от силы и изящества этих стихов, тем более, что латинский язык был еще беден и, за исключением Энния, Плавта, Луцилия и Теренция, не имел знаменитых поэтов.

Поэтому она выразила Лукрецию свое восхищение в словах, полных искреннего чувства, на которые поэт, поднявшись и прощаясь с нею, с улыбкой ответил:

— Ты заплатишь за свое восхищение этой дощечкой, которую я забираю с собой…

— Но ты мне сам вернешь ее, как только перепишешь стихи на папирус.

Когда Лукреций ушел, Эвтибида пошла в сопровождении Аспазии в свою спальню, решив насладиться всей радостью мести. Однако к ее великому изумлению, удовольствие, которого она так страстно желала, не оказалось столь приятным, как она думала: ей даже казалось непонятным, почему она испытала такое слабое удовлетворение.

Она размышляла над тем, что сделала, и над последствиями, которые вызовет ее письмо; может быть, разъяренный Сулла постарается скрыть свой гнев до глубокой ночи, проследит за любовниками, захватит их в объятиях друг друга и убьет обоих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза