Спартак

К нам, спотыкаясь, бежал Икрий, самовольно уведший легион от первого корпуса. Лицо грека было перепачкано в крови врага, я видел в его глазах смятение.

— Спартак? — он удивленно смотрел на меня.

— Сейчас же поверните назад! — прокричал я.

Я видел, как вздрогнул Тарк от этих слов, лицо берберийца осунулось. Икрий выслушал мои слова холодно. Смятение, которое я разглядел в его глазах сперва, теперь растворилось. На смену пришел холодный ничего не выражающий взгляд.

— Поворачивайте! — твердо повторил я, обращаясь к центурионам, располагавшимся на правом фланге центурий, манипул и когорт. — Поворачивайте, безумцы!

Мне приходилось пятиться на своем скакуне, так как легион Тарка продолжал идти вперед.

— Если бы ты, мёоезиец возглавил наше наступление сегодня, мы поставили бы жирную точку в этой войне, — вдруг выпалил Тарк, его глаза зловеще блеснули. — Я не могу знать, как закончится сегодняшний бой, но знаю, что война не может продолжаться.

— У нас нет сил, брат, — Икрий гулко выдохнул. — Уступи дорогу или присоединись к нам в этом бою!

Когорты напирали, я отступал, понимая, что никакие убеждения и слова не остановят это безумие. Однако следовало задержать их, Рут выступит с минуты на минуту!

— Наша война — война свободы. Если мы проиграем сегодня, то сотни тысяч человек по всей Италии останутся в цепях рабства! Вы хотите этого? — напирал я.

— Все кончено, — покачал головой Тарк. — То, о чем мы мечтали в Капуи[2], так и останется мечтой!

— Отойди с дороги, мёоези…

В глазах полководцев блеснуло отражение первых ярких вспышек пламени. Из-за моей спины раздались крики и брань. Ветер принес дым и отчетливый запах гари. Кавалеристы вплотную приблизились к земляному валу и принялись метать зажженные пилумы в стену римских фортифицированных укреплений. Огонь нехотя, медленно, даже брезгливо, не желая браться за влажное дерево, перекидывался на стену. Жуткий ветер, бушевавший всю сегодняшнюю ночь напролет, выступил в роли кузнечного горна, раздувая пламя из малейшей искры. Загорелась первая вышка. Ветер разносил пламя и очень скоро вспыхнули палатки легионеров. По ту сторону стены поднялись столпы черного дыма. Воздух наполнился копотью. Горела кожа и шерсть.

Сквозь язычки бушующего в лагере пламени я увидел войско римлян. Солдаты из пожарной когорты бросились тушить пожар. За сплошной пеленой дыма и огня, я не видел сколько солдат врага собралось в лагере. Пламя предоставляло нам шанс избежать боя. Горящая стена обдавала жаром, огонь сдерживал любой порыв.

— Спартак… — Тарк попытался что-то сказать, но я резко пресек его.

— Поворачивайте, — теряя терпение, повторил я.

В глазах берберийца застыл вопрос, который остался не задан — я схватился за рукоять меча. Послышались крики центурионов, недовольный ропот гладиаторов, но шеренги и когорты начали перестроение. Тарк бросил последний взгляд на пылающий римский лагерь и вместе со своим легионом зашагал прочь, подгоняя центурионов отборной бранью. Начал отступление Икрий. Грек с опаской косился в спины легионеров Ганника. Недовольно загудела когорта галлов, их поддержали кельты и германцы. Однако остальные легионеры принялись бить мечами о щиты, высказывая одобрение. [3]

В четверти лиге от римского лагеря отступали гражданские, бежавшие из капкана Красса. Женщины, дети и старики, число которых по ходу восстания постоянно росло и вскоре приблизилось к отметке в несколько тысяч человек. Они тащили с собой фашины[4], которыми следовало забросать ров.

Наконец остановил свой легион Ганник. Гладиаторы резервных когорт озадаченно наблюдали за отступлением легионов Икрия и Тарка. Послышался ропот в рядах солдат. Ганник бледный как полотно стоял в двух перчах[5] от пылающей пламенем стены, но не решался подойти ближе, чувствуя жар огня, пожирающего древесину. Рукоять меча убийственно медленно легла в ладонь кельта. Пальцы сжались, рука побелела. Он проводил взглядом Рута, который вместе со своими кавалеристами удалялся от стены прочь. Дело гопломаха сделано. Он выполнил приказ «от» и «до». Губы Ганника скривились, он выдавил ругательство на кельтском, а в следующий миг я поймал его взгляд на себе. Тяжелый, томный, но все же удивленный.

— Это твоих рук дело, Спартак? — проскрежетал он, вздрогнув от неожиданности при моем виде.

Я не ответил. Передо мной стоял ослушавшийся приказ полководец. Неважно какие цели преследовал этот человек. Я понимал, что нам предстоит серьезный разговор. Но разговор следовало начинать не здесь и не сейчас. Интересно понимал ли свою вину Ганник? Или жажда мести настолько заполонила его разум, что он не отдавал отчет своим поступкам? Кельт долго, с вызовом смотрел на меня, его ладонь так и осталась лежать на рукояти гладиуса. Дым от пепелища больно резал мои глаза, но несмотря ни на что, я не отводил взгляд и принял вызов.

— Отступай, Ганник, — скомандовал я. Несмотря на холод, моя ладонь, на рукояти гладиуса взмокла. Заходили желваки, я сказал: — Ты разочаровал меня.