День тянулся мучительно долго — Спартак не двигался с места… Наконец наступила нетерпеливо поджидавшаяся ночь. По распоряжению полководца армия тихо снялась с лагеря и, оставив на месте два легиона для прикрытия обозов (с собой было взято только насущно необходимое), по заранее разведанной дороге в обход повстанческих дозоров двинулась на север.
В течение двух дней — 30 и 31 декабря — римские войска большими переходами спешили вдогонку за отделившимися повстанческими легионами и наконец настигли их у Луканского озера.
К этому времени беспокойство римского командующего достигло предела. Во-первых, расстояние, отделявшее его от Помпея, сократилось уже до самого минимума и составляло в настоящий момент каких-нибудь 100 километров. Во-вторых, как доносили разведчики и перебежчики, Спартак и его легаты, обнаружив уход римской армии, сразу прекратили все споры и двинулись на помощь своим мятежным товарищам.
Медлить было нельзя. Тотчас по прибытии к Луканскому озеру Красс приказал построить два лагеря: меньший против Каста и Ганника — его занял Аррий с 40 тысячами пехоты и 3 тысячами конницы — и другой, больший, против Спартака, в котором разместился он сам с большей частью войска.
Едва земляные работы были завершены, Красс отдал приказ Аррию начинать битву.
Последний, не колеблясь, вывел пехоту и конницу в поле, придвинул их к вражескому лагерю и стал вызывать повстанцев на битву. Ганник ничуть не смутился. В свою очередь, он вывел войска — 35 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы — из лагеря и выстроил их в боевой порядок. Левым флангом для предупреждения обхода он примкнул к озеру, а всю конницу сосредоточил на другом фланге.
Аррий, старый недруг спартаковцев, гордый своей победой над Криксом, сильно надеялся стяжать себе новые лавры победителя. Но на деле всё оказалось не так просто, как он рассчитывал.
В течение нескольких часов шло упорное сражение. С обеих сторон полководцы уставших заменяли свежими воинами, в критические моменты лично появлялись в боевой линии. Окруженные телохранителями, они яростно действовали мечами.
День склонялся к вечеру, а Аррий все не мог добиться успеха. Крепкая позиция повстанцев исключала возможность обхода и не давала возможности развернуть по фронту больше сил, чем они могли отразить.
Наконец, взбешенный неудачей, Красс приказал трубачам дать кавалерии, тщетно рубившейся с вражеской, сигнал «отбой». Повинуясь приказу полководца, Л. Квинкций со своими людьми начал отходить назад. Повстанцы его не преследовали — Ганник хотел дать своей кавалерии также передохнуть. Но это совсем не входило в расчеты Красса. Из оставшихся у него 7 тысяч конницы (к нему также все время подходили подкрепления) он приказал двинуть в бой отборный конный резерв.
Удара свежих сил конница Ганника не выдержала и стала отходить. Вслед за ней дрогнули повстанческие легионы и, в свою очередь, стали отступать от озера в сторону горы Каламация, находившейся в тылу.
В самый критический момент сражения (Красс уже надеялся, что удастся опрокинуть врага еще одним сильным натиском) явился Спартак со своими легионами. В развернутом боевом строю он напал на большую часть римского войска, возглавлявшуюся самим Крассом.
После этого возможности сторон быстро уравнялись, так как Аррию пришлось вскоре послать часть своих сил на помощь Крассу.
Сражение длилось еще несколько часов с большим ожесточением. Каждая из сторон отчаянно напрягала силы, борясь за победу. Но тщетно! Темнота заставила полководцев дать сигналы о прекращении битвы и отходе на исходные позиции[51].
Возбужденные успешной битвой легаты собрались в палатке у Красса. Каждому было чем похвастать. Красс и Аррий, несмотря на потери, были вполне довольны исходом двойного сражения: во-первых, легионеры дрались храбро; во-вторых, враг понес потери не меньшие, если не большие; в-третьих, по слухам, Спартак лишился своего самого видного соратника — Ганника, павшего в битве.
Дошедший до римлян слух оказался справедливым: это вскоре подтвердили новые «перебежчики». Лагерь повстанцев погрузился в траур. У погребальных костров Ганника и других командиров, павших в бою, Спартак и его соратники перед всем войском говорили речи, прославляя доблесть умерших товарищей.
Особенно лестными словами все единогласно отмечали Ганника, прекрасного товарища, предусмотрительного полководца, доблестного воина, образованного человека, принявшего латинское имя Гая, несмотря на кельтское происхождение.
После траурных речей погребальные костры были зажжены. И снова, как прежде, пленные римляне с ужасными проклятиями должны были в память павших повстанческих вождей с оружием в руках вступить друг с другом в бой на глазах собравшегося гладиаторского войска…
Так завершился день. Прах павших был пересыпан в урны, которые как дорогие реликвии взяли наиболее близкие товарищи погибших с клятвой отомстить за них.