Все мое повествование характеризует Бескова не с самой лучшей стороны и, наоборот, замечательно — Старостина, который мне ближе. Но это лишь на первый взгляд. Я не сужу и не хотел бы быть судимым. И Старостин, и Бесков для меня — великие люди советского футбола. Это честные и неподкупные люди, со своими взглядами на жизнь. Их можно любить или ненавидеть, но не уважать их нельзя. Таких сейчас в нашем футболе мало, практически нет. И в этом его трагедия.
После сезона 72-го многие футбольные люди по традиции отдыхали в Кисловодске. Игроки, тренеры… Судьба как будто все время подкидывала какие-то эпизоды, в которых Бесков представал в неприглядном виде. Заметьте, я ничего не придумываю — просто делюсь тем, что было.
В Кисловодске был такой Биджоха — это кличка, по-грузински — мальчик. А на самом деле уже давно не мальчик, а богатый цеховщик, по-теперешнему — предприниматель. Хозяин производства, шил верхнюю одежду, был очень богат.
Биджоха был заядлым болельщиком и радовался общению с футбольными людьми, регулярно в местном ресторане закатывал банкет. Как-то за одним столом оказались Бесков и Симонян, несколько футболистов. Конец сезона, можно расслабиться и выпить по чуть-чуть. И если Бесков, когда выпивал, это не особо и чувствовалось — только глаза стекленели, то по Палычу было заметно — человек навеселе.
В тот вечер мы с Володей Федотовым вышли из ресторана чуть раньше. Ждем, когда появятся великие тренеры — его зять и мой футбольный отец. Решили отвезти сначала Симоняна, тот сел в машину, и в этот момент появился Бесков.
Константин Иванович начал выговаривать, почему не его первого везут.
— Да пошел он, пить не умеет, пусть сам добирается, — говорит Бесков о Симоняне.
Таких вещей, когда Константин Иванович задевал кого-то, унижая, с каждым годом я видел все больше. Это как зарубки на сердце, мнение о человеке (не о тренере) все больше формировалось.
…В 78-м году, после возвращения в высшую лигу, у команды был сбор в Сочи перед вылетом на первую игру в Тбилиси. В последний день сбора я Юре Гаврилову говорю перед ужином: «Пошли сходим, шашлычка съедим». На сборах в Сочи мы были каждый год и уже знали, где там болельщики «Спартака» — они держали шашлычную на берегу моря. А Бесков мнительный. Видимо, то ли показалось, то ли ему доложили, что двое куда-то ушли. Чуть ли не по бабам.
Утром, во время взвешивания, он начал выговаривать:
— Вы ушли, к отбою не вернулись! К играм не готовитесь.
Эту «ленту» я слышал довольно часто. А мы вернулись к отбою, но доказывать было бесполезно, я взорвался и высказал все, что о нем думаю.
Летим в Тбилиси, и по настрою тренера понимаю, что меня ставить на игру он не собирается. Утром следующего дня мне администратор Головушкин сказал, что собирают игроков — разбирать мою ситуацию.
А я, до недавнего времени, капитан команды, и получается, что без меня меня же и обсуждать будут. Вроде бы не специально поднимаюсь на этаж, где идет собрание. Сажусь в уголок. Выходят игроки от Бескова, подхожу к Жоре Ярцеву:
— Жора, меня обсуждали?
— Да. Конечно, мы все за тебя.
Я был в шоке. Многие и в команде-то были один год всего, и решали, ставить меня в состав или нет.
Бесков на тот матч с тбилисским «Динамо» меня поставил, мы проиграли, Шенгелия забил. И в той поездке я уже твердо все решил — дорожки с Бесковым разошлись. Подошел к Старостину и сказал: «Категорически не хочу с ним работать».
Я ведь был такой не один, чуть раньше огромные проблемы с Бесковым имел и Юрий Андреевич Морозов. Он работал с Лобановским в сборной, а Бесков попросил его помочь и в «Спартаке». Юрий Андреевич занимался научным обеспечением команды.
Морозов согласился, стал помогать, но как-то на разборе посмел не то что перечить, а просто не поддержать суждение главного тренера.
А Бесков, как всегда, решил, что это подрывает его авторитет, — прервал Морозова, а тот сразу решил уйти из «Спартака». Проходят сутки, Юрий Андреевич подходит ко мне и говорит: «Жень, поговори со Старостиным, чтобы мне паспорт отдали». Для меня это было дикостью. Ну взрослый же человек, ну не хочет работать с Бесковым, а с ним поступают по-детски, не отдают паспорт — без него-то он в Ленинград не улетит. Я пошел к Старостину — ну что за крепостной строй? Паспорт отдали, Морозов уехал, а через некоторое время принял «Зенит».
Вскоре я написал заявление об уходе, но трудовую не отдавали. Я сам пошел поговорить к Сан Санычу Севидову, который возглавлял московское «Динамо», и попросился в команду. Но в этот год играть в чемпионате мне не дали. Андрей Петрович Старостин возглавлял московскую федерацию футбола и понятно, что он использовал любой предлог, чтобы не дать сыграть. И предлогом этим стало то, что я провел к моменту перехода в «Динамо» два матча за «Спартак»… Так, в 78-м я и играл за «Динамо» только халтурные товарищеские матчи в городках и селах.