«Спартак». Хроники возрождения». Книга вторая. 1977 год. Чистилище

А про матч с «Рейнджерс» откровенно поведал Геннадий Еврюжихин: «Накануне решающей игры с „Глазго“ у нас заболел Кожемякин, но остальные все были в порядке, состав-то был будь здоров, проверенный, победный… <…> Часа полтора мы всей командой уговаривали Константина Ивановича ничего не менять в составе, а вместо Кожемякина поставить Гершковича. Вроде уговорили… Когда же перед игрой он зачитал свой вариант состава, все мы просто опешили: он был весь перетасован, тренер решил все-таки сделать целый ряд замен и перестановок! И уже в середине первого тайма Маховиков, вконец издерганный и измотанный на новом для себя месте, не выдержал: „Я не знаю, как играть!“. Так же непривычно, что называется, не в своей тарелке чувствовал себя и я, и многие другие ребята. В результате – в самом начале второго тайма проигрываем 0:3! Лишь только после этого, когда на замену вышли Гершкович и Эштреков, и были восстановлены привычные связи, команда вновь очень быстро нащупала свою игру. Заиграли в обычном составе, на привычных местах, в своем стиле…»248.

Мандраж, нерешительность в ключевой для него и команды момент, свойственны будут Бескову и в последующие годы. По свидетельству Никиты Симоняна, «Николай Петрович говорил, что в решающие моменты Бесков трусил. А перед ними – перегибал с жесткостью. Допустим, мне рассказывали, что за день до финала Кубка СССР 81 года против ростовского СКА команда собралась в холле базы в Тарасовке, игроки шутили, смеялись. Вошел Бесков, увидел это – и „понес“ на них: „Вы что тут веселитесь? Пошли на собрание“. И на том собрании как начал их чихвостить часа на два – чуть ли не до половины первого ночи сидели. Все позитивное настроение, ожидание финала ушло, возникла напряженность – и „Спартак“ проиграл…»249.

Проиграло в Барселоне и «Динамо». Хотя и вернулось в игру, проигрывая 0:3, отквитало два мяча. Произошедшее в концовке матча, как и последующие события, совершенно непредставимы с высоты сегодняшней постановки футбольного дела. Прорвавшиеся на поле болельщики «Глазго Рейнджерс» фактически сорвали игру как раз в тот момент, когда динамовцы имели все шансы дожать соперника. Когда же видимость порядка удалось восстановить, кураж испарился. «Динамо» осталось лишь финалистом, но не обладателем Кубка обладателей кубков. Протест советской Федерации футбола был отклонен. Шотландцев признали виновными, оставив их на два года за бортом европейских турниров, но титул оставили за ними. Нилин позже со слов очевидцев поведает об еще одном удивительном для Бескова эпизоде: «…Но нам важнее вырвавшаяся у тренера тогда фраза, не для интервью, разумеется, предназначенная, – совершенно неожиданная, немыслимая в устах Константина Ивановича фраза: „Это я проиграл игру“. Выйдя из привычного всем „образа“, Бесков, однако очень скоро в него же и вошел обратно – сказал через какое-то время: „Нет, это вы проиграли“. Он был верен своей линии…»250.

Деморализованная команда финишировала в чемпионате страны лишь десятой – самое низкое место, второй раз за свою долгую историю. Однако причины ухода Бескова крылись в иной плоскости. Как напишет Александр Нилин, «…что самое грустное: конфликт Бескова по окончании сезона семьдесят второго года был конфликтом не только с динамовским начальством (к такого рода конфликтам Константину Ивановичу было не привыкать), естественно раздосадованным непрестижным местом в таблице розыгрыша, но и с командой, с игроками, считавшими требования тренера чрезмерными, заводящими в тупик. Причем особенный протест Бесков-тренер вызывал как раз у тех, кто всерьез, по существу, еще и не заявил о себе в большом футболе. Но иногда судьбу и самого знаменитого тренера решают кратковременно авторитетные лица и голоса…»251.

Динамовское руководство устало от Бескова, вспоминал Геннадий Еврюжихин: «Вообще-то Константин Иванович человек довольно жесткий, но без „двойного дна“ – прямой и принципиальный. Он требовал с нас строго, но, безусловно, имел на это право, ведь точно такие же требования он предъявлял и к себе. Не помню случая, чтобы он – если не был болен – пропустил хоть одну тренировку. И дело, конечно же, не в том, что он не доверял своим помощникам – Юрий Кузнецову или Адамасу Голодцу. Просто он всегда считал (и я, кстати, полностью разделяю это убеждение), что занятия только тогда будут эффективными и полноценными, если их проводит лично главный или, как тогда говорили, старший тренер. От проведения тренировок его ничего не могло отвлечь. Не раз, бывало, Бескова вызывали к начальству по самым разным поводам. Как-то во время занятий вызвал сам тогдашний министр внутренних дел Щелоков. „У меня тренировка. Вот закончу, тогда приеду“ – таков был ответ. Именно этим своим качеством – рубить с плеча, невзирая на лица – Константин Иванович постоянно навлекал на себя негодование начальства. Но пока он „давал результат“, его терпели…»252.