«Спартак». Хроники возрождения». Книга вторая. 1977 год. Чистилище

Не менее емкое, нежели филатовское, резюме жизни и роли Андрея Петровича в тогдашнем «Спартаке» принадлежит перу Александра Нилина: «Блистательный Андрей Петрович единолично решил на первых порах все задачи, как сказали бы сегодня, „пиара“. Он был (снова перехожу на современный язык) лицом „Спартака“. Завсегдатай ипподрома, театральных премьер, ресторанов, где собирались знаменитости, он непременно оказывался в центре внимания, обращая в болельщиков „Спартака“ многих из тех, кто сталкивался с ним в богемном и гуманитарном быту. Любовь к Андрею художественных натур во многом определяла состав спартаковской аудитории. Не потому ли на дух не переносил он фанатов, хотя до повальной их агрессивности и не дожил?..»53.

Возможно, «на дух не переносил» здесь и содержит некоторое преувеличение. Сам Старостин о проявлениях эмоций на стадионе говорил куда мягче: «Конечно, на стадионе не может быть идеальной тишины, которая характерна для зрительного зала в театре. Я не осуждаю зрителя, выражающего свой восторг бурно, темпераментно. Но во всем должно быть чувство меры…»54. Однако, в целом, конечно, на трибунах он хотел был видеть настоящих ценителей игры, каким было его окружение: «„Спартаковский болельщик“ – есть действительно такое понятие. И есть в нем негативная сторона. Я хотел бы видеть зрителя иного. И видел такого. Не раз приходилось смотреть футбольные матчи вместе с упомянутыми мною Фадеевым, Яншиным. Хочется назвать и другие имена: Папанов, Раевский, Шток, Арбузов… Это настоящие любители футбола, тонкие знатоки игры, хотя и являются почитателями разных команд. На трибуне они сдержанны, хотя это вовсе не означает – скованны. Главное, что привлекает меня в болельщике, – это умение встать над схваткой, отдать должное противнику, если он играет лучше…»55.

В книге «Встречи на футбольной орбите» Старостин не без удовольствия приводит очень яркую речь своего давнишнего друга, замечательного артиста Михаила Михайловича Яншина: «Яншин терпеть не мог слово „болельщик“. Возмущенно протестовал, если кто бы то ни было так его называл. „Мне может нравиться команда или не нравиться, я могу ей симпатизировать или не симпатизировать – все зависит от качества игры, от культуры, если хотите знать, поведения игроков на поле. На черта мне ходить на футбол, если там только и делают, что по ногам друг друга бьют вместо мяча. Я такого футбола не признаю. Я хочу там получать удовольствие, как в театре, а он мне – „ведь выиграли же!“. А как выиграли-то – смотреть противно было“, – продолжал возмущаться Михаил Михайлович…»56.

С Яншиным Андрея Петровича роднила и другая страсть. Как вспоминал Алексей Парамонов: «Помню, были как-то в Венесуэле, и под вечер приглашают нас на ипподром. А это страсть была Андрея Петровича! Колонны, говаривал, у московского ипподрома на мои деньги выстроены. Ну, пошли, а там чудо как хорошо. Ресторан за стеклом, лошади красивые, тебя угощают, ставки… Ко мне подходят. Я Старостина спрашиваю: на кого ставить? «Смотри, какая лошадь хвостом крутит – на нее и ставь…». Смотрю – одна крутит. Ставлю. И две дамы рядом ниже сидели, тоже на эту, под пятым номером, поставили. И надо же – выиграли! На мой доллар – десять. «Андрей Петрович, а вы-то на какую поставили?» – «Да не важно…». В Москве он, как правило, с артистом Яншиным на ипподром ходил. Еще Игорь Нетто очень этим увлекался…»57.

Не чужд был Андрей Петрович, как, кстати, и Бесков, и иным мирским радостям, в отличие от старшего брата. Анатолий Коршунов рассказывал о застольях в доме Старостиных: «Сам хозяин квартиры ничего кроме чая не пил, а вот его братья, и прежде всего Андрей Петрович, не прочь были выпить лишнюю рюмку. Как правило, Николай Петрович первым уходил из-за стола в свою комнату, и тогда Андрей Петрович брал очередную бутылку и призывал «уничтожить» ее. Но нередко в этот момент открывалась дверь, и появлялся Николай Петрович в ночных тапочках, в трусах до колен и говорил только два слова: «Какого черта!». Братья тут же вставали и успокаивали хозяина: «Николай, мы пошли». Николай Петрович снова уходил к себе, а братья возвращались в гостиную, и Андрей Петрович командовал: «Ребята, еще не все выпито. Давайте по последней рюмочке»…»58. А Владимир Федотов вспоминал: «Под конец жизни Андрей Петрович разбавлял водку пепси-колой. Учитывая солидный возраст, я старался наливать ему побольше колы. Махнет Старостин рюмку, вторую, потом смотрит с укором: «Вольдемар, что ты газировку льешь?! Плесни водочки!». При этом никогда не видел Андрея Петровича пьяным. Или Бескова. Количество выпитого совершенно не отражалось ни на лицах, ни на речи, ни в жестах. Старая школа…»59.