Спартак — воин иного мира (СИ)

Вэон с трудом разомкнул потяжелевшие веки. Он немного поморгал, чтобы глаза привыкли к свету, а потом принялся осматриваться. Над самым потолком висел небольшой светло-синий шар, тускло освещающий большую просторную комнату. Из полумрака выплывали неясные очертания мебели, вроде небольших тумб, несколько тяжелых шкафов с множеством мелких отделений: некоторые из них использовались для одежды, в других таились разного рода побрякушки и прочие мелкие безделицы, а один — без отделений, только с тремя аккуратными полками — был полностью заставлен книгами. То и дело тусклый свет выхватывал отдельные названия на корешках, сделанные на различных языках и наречиях, так же виднелись следы частого чтения: слегка потрепанный переплет, затертые буквы и помятые уголки.

Интерьер был слишком роскошным для особняка Даггарта, который обожал простоту, старинные вещи, напоминающие о минувших днях и событиях прошлого. Его спальня также отличалась от той, где он сейчас находился: роскошная двухместная кровать, теплое и чрезвычайно легкое одеяло — почти не чувствуешь его на себе — дорогие мягкие и нежные ткани; в общем, здесь все кричало о высоком положении хозяина. И к тому же организатор игр не очень сильно любил магию, поэтому предпочитал естественное освещение, а не созданное чьими-то руками.

Попробовав оторвать пудовую голову от мягкой подушки, Вэон столкнулся с серьезным препятствием в виде резанувшей все тело боли. У него невольно заслезились глаза. Вытерев их ладонью, он медленно повернулся на бок, чтобы не вызвать еще одну волну боли, а потом осторожно пощупал просто огромную шишку на голове. На его прикосновения она среагировала немедленно и безжалостно: сильная тупая боль пронзила голову, словно кто-то вогнал ему сзади раскаленный гвоздь.

— Не спеши вставать с постели, сын мой, — заботливо прошептал Аранион. Его голос нисколько не изменился за столько времени: сильный, как эльфийская сталь, мягкий, как лепесток цветка, спокойный, как течение широкой реки. — Ты еще не полностью оправился.

Вэон продолжил лежать на боку, не в силах лечь обратно на спину, не решаясь повернуться на голос и посмотреть на отца. В его присутствии труднее становилось сдерживать эмоции и чувства, что вспыхнули в нем с новой силой. Он сдерживал слезы, что душили его, пытался удержать боль от долгой разлуки, которая на протяжении всей жизни шла следом за ним, не позволял застать себя врасплох нежеланными воспоминаниями о доме. Но заботливый родительский голос ласкал слух, по телу против воли растекалось приятное тепло от осознания того, что они наконец-то встретились.

— Я не прошу тебя простить меня за то, что мне пришлось сделать, когда пришел к власти, — после недолгого молчания заговорил Аранион, не решаясь подойти ближе к сыну. — Мой долг, как правителя, защищать свой народ, делать все, что в моих силах, чтобы обеспечить его процветание.

— Ты не защищал свой народ, а потакал ему, боясь его гнева, — процедил Вэон, сдерживая слезы. В душе бушевала буря противоречивых эмоций: злость сменялась радостью встречи, радость встречи — разочарованием, разочарование — злостью.

— Нельзя сразу быть хорошим отцом и хорошим правителем: всегда приходится чем-то жертвовать, — попытался объяснить Аранион. Бремя власти тяготило его так же сильно, как и груз ответственности за каждое свое решение.

— И ты решил пожертвовать всеми трудами твоей матери Саираэ? — Вэон лег на спину и с вызовом посмотрел на своего отца. — Именно поэтому ты решил пожертвовать ее главной мечтой, ради которой она жила, чтобы стать хорошим правителем, но плохим отцом?

— Да, — без тени сомнения ответил он.

Вэон и не ожидал ничего другого. Аранион стойко защищал свои взгляды и никогда не сдавал позиций, когда дело доходило до принятых решений — он не из тех, кто привык оправдываться, и тем более не из тех, кто открыто признавал свои ошибки.

— Ты отказался от истинного пути, когда первым же приказом похоронил старания Саираэ, следуя ложным целям! — вспылил Вэон, не в состоянии больше выслушивать этот бред. — Она смогла сделать то, чего ты не смог: оставаться хорошей матерью и мудрой правительницей. Она действительно желала защитить наш народ, объединившись с другими, ведь истинная сила — в общности. Но благодаря твоим стараниям, ты опорочил все то, что любила она. Из-за тебя ее смерть оказалась напрасной!

На спокойном и собранном лице Араниона впервые невольно дрогнул мускул: зашевелились желваки, тонкие, с острыми кончиками брови сошлись на переносице. Он на долю секунды потерял самообладание, но ответ последовал незамедлительно.

— Ее взгляды — это стало причиной гибели Саираэ, — правитель эльфов говорил медленно, спокойно, контролируя чувства и эмоции.

— Она всегда была готова умереть за них… В конце концов, эта великая способность жертвовать собою ради истинных целей, ради того, во что веришь, определяет нас самих: либо мы сильны духом, либо же — никто.