Спартанец

– Мы не знаем этих спартанцев, о которых ты говоришь, и мы хотим поверить твоим словам, хотя это непросто. Афинян мы знаем: это самые нечестивые из людей, они осмелились помогать нашим ионийским подданным после их восстания. Мы наказали их, чтобы их гибель стала примером для остальных и чтобы никто впредь не посмел оспаривать наше могущество. Все греки, живущие на материке и на островах, должны признать нашу власть. Теперь никто не посмеет даже помыслить о восстании. Ты все знаешь об этих народах, как никто другой, и можешь оказать нам большую помощь. Так мы думаем, и мы хотим, чтобы ты это знал.

Царь замолчал. Церемониймейстер подождал, пока переведут последние слова, и обратился к камергеру. Тот сделал знак Демарату удалиться: аудиенция подошла к концу. Спартанец кивком головы попрощался с царем, повернулся и направился к двери в сопровождении двух жрецов. В коридорах эхом отразился звук шагов спартанского царя, обутого в сапоги с подбитыми гвоздями подошвами.

В последующие годы по всем провинциям бескрайней империи разъезжали гонцы великого царя с приказами о наборе войск. Раджи из далекой Индии, сатрапы из Бактрии, Согдианы, Аракосии, Мидии, Аравии, Лидии, Каппадокии и Египта стали призывать воинов. В портах Ионии и Финикии сотни судов были поставлены на верфи. В Ливии и Таврии вырубали леса, чтобы заготовить необходимую древесину. Тем временем стратеги Ксеркса разрабатывали великий план вторжения в Европу. Оказавшись на линии вторжения, цари Фракии и Македонии были вынуждены покориться и выказать полное повиновение. Архитекторы Ионии разработали проект грандиозного понтонного моста для переправы огромной армии через пролив Геллеспонт. Мост сокращал путь через перешеек полуострова Халкидики, это позволило бы флоту Ксеркса не огибать мыс горы Афон по морю, полному опасных рифов.

Азия планировала обрушить на Грецию всю мощь своих пеших и конных воинов. Ксеркс хотел создать новую покорную ему провинцию или превратить страну в пустыню, покрытую дымящимися развалинами.

По весне первые сведения об этих приготовлениях начали достигать Греции вместе с первыми судами, прибывавшими в порты Афин, Эгины и Гитиона. Поначалу им верили с трудом. К тому же в Спарте мысли правителей и горожан были заняты внутренними неурядицами. Пронеслась весть о том, что царь Клеомен, возмущенный свержением и изгнанием из города, собирал союзников в Аркадии и Мессении, и помышлял о том, чтобы напасть на родной город. Эфоров обеспокоили эти новости, и они решили призвать Клеомена к себе и предложить ему восстановление в царских правах, чтобы лучше следить за ним. Аристархосу с сыном Бритосом и несколькими товарищами поручили встретить Клеомена.

Стоял летний день, когда царь, весь в дорожной пыли, приехал в Спарту. Годы изгнания и накопившаяся обида состарили царя. Он соскочил с коня, снял шлем с гребнем и осмотрелся. Пересчитав своих сторонников, он понял, что все кончено: старый лев сам загнал себя в ловушку и, вероятно, слишком устал, чтобы бороться дальше. Он обменялся рукопожатием с Аристархосом и поцеловал его в щетинистую щеку.

– Мы радуемся твоему возвращению, о царь, и предлагаем тебе силу наших рук и верность наших сердец.

Царь опустил глаза и прошептал:

– Велика твоя доблесть, Аристархос, ибо ты не побоялся остаться другом того, кто оказался в беде. Но ты обязан заботиться о себе и о своей семье. Наступили времена, когда вместо мужества и доблести в городе господствуют обман и бесчестье.

Он ступил на улицу, ведущую к его давно заброшенному дому. По мере его приближения двери затворялись перед ним и люди скрывались в своих жилищах. На подступах к дому он заметил поджидавших его эфоров. Самый старший слегка склонил голову и вручил ему скипетр, промолвив:

– Мы приветствуем тебя, о Клеомен, сын Анаксандрида, и возвращаем тебе скипетр, принадлежавший твоему отцу.

Царь кивнул в ответ и отворил разболтанную дверь своего дома. Войдя внутрь, он сбросил пыльный плащ, небрежно кинув его на табурет, и сел, опустив руки на колени. Внезапно за спиной послышались шаги, но царь не обернулся. В мыслях его промелькнул образ кинжала, готового вонзиться ему в спину. Но вместо этого раздался знакомый голос:

– Я отдаю дань уважения царю и приветствую брата.

– Леонид, ты ли это?

– Да. Ты удивлен моему появлению?

– Не удивлен. Но мне было бы приятнее увидеть тебя днем, в компании друзей, встречавших меня по прибытии. И из твоих рук я бы хотел принять скипетр наших предков, а не от этого вероломного змея.

– Тебе не следовало возвращаться. Все знают, что ты уговорил пифию пророчествовать против Демарата. Обыкновенный страх побудил эфоров вызвать тебя в Спарту. Разве что…

– Я знаю. Возможно, это лишь ловушка, и они хотят убрать меня раз и навсегда. Я понял это, когда шел сюда по улице. Меня встретил лишь Аристархос со своим сыном Бритосом, не считая горстки друзей… Даже тебя не было, но тебя я могу понять. Ты стал царем, и мое возвращение означает…