Спартанец

– Подойди, – велела женщина, так и не обернувшись. Талос подошел и сел на циновку напротив нее. В тусклом свете догоравших углей лицо старухи выглядело призрачным. Ее серые глаза, узкие, как щели, посмотрели на Талоса.

– В нем есть что-то пугающее, – вдруг вымолвила она, повернувшись к Карасу, – но я не понимаю, что это.

Талос вздрогнул. Как эта женщина может так говорить? И кто она такая? Ему никогда не доводилось встречать таких людей. Старуха закрыла глаза, достала что-то из сумки и бросила на угли очага. Комната тут же наполнилась густым, душистым дымом.

– Периалла! Нет! – воскликнул Карас.

Женщина и не взглянула на него. Она склонилась над очагом и принялась глубоко вдыхать дым. Ее лицо перекосилось.

Она схватила свой посох и стала ритмично потряхивать им, побрякивая систрумами. Талос почувствовал себя так, словно ему в голову ударило крепкое вино и он опьянел. Периалла часто и тяжело дышала, дрожа всем своим напряженным телом; на лбу выступили крупные капли пота. Вдруг из ее груди вырвался пронзительный стон, как если бы в нее вонзили нож.

– Могучие боги! – крикнула она. – Могучие боги, позвольте Периалле увидеть.

Она упала и склонила голову вперед, обливаясь слезами. Затем резко встала, опираясь на свой посох, и открыла глаза. У нее были застывшие, остекленевшие глаза. Из глубины леса донесся волчий вой. Женщина вздрогнула.

– Это твой знак… О владыка волков Феб! Периалла слышит тебя… Периалла видит…

Она вновь стала трясти систрумами, напевая странную мелодию. Мужчины молча завороженно смотрели на нее, не осмеливаясь пошевелиться. Вдруг на поверхность загадочного течения ее пения начали всплывать какие-то слова – так верхушки деревьев выглядывают из пелены густого тумана. Постепенно слова стали соединяться в текст:

Дракон и волк с лютой ненавистью
рвут друг друга в клочья;
потом, укрощенный дротиком,

пущенным со страшной силой
долгокудрым мидянином,
пал пронзенный лев Спарты;
тот, кто струсил, берет в руки меч,
изогнутый лук хватает пастух,
и вместе к нетленной славе они бегут…

Периалла умолкла, закрыла глаза и начала трясти посохом. Из ее уст вновь полилась странная и однообразная мелодия. Поначалу она была тихой и приглушенной, но постепенно стала нарастать и превратилась в резкий и пронзительный напев. Казалось, пророчица что-то искала в своих видениях. Мрачные мысли вспыхивали искрами в ее глазах и отражались на лбу, который временами она болезненно морщила. Вдруг глаза, устремленные в пустоту, остановились на лице Талоса. И снова полились из ее уст слова:

Сияющая слава клонится к горизонту.
К народу бронзовому он повернулся спиной,
когда Эносигей сотрясает землю Пелопа.
Зову крови не внемлет он,
когда в городе мертвых
могучий голос сердца к нему взывает.

После этих слов она, обессилев, с глухим стоном рухнула на пол.

С этого дня начала свершаться судьба Талоса.

Периалла исчезла так же внезапно, как и появилась, но горные пастухи еще долго рассказывали истории о странствующей старухе-пророчице. Царь Клеомен раскрыл обман с изгнанием Демарата и был, в свою очередь, свергнут. Однажды вечером он закутался в плащ и ускакал на своем черном породистом коне. С ним уехали его друзья, среди которых был и Кратиппос, хозяин Талоса и Пелиаса. Крестьянину пришлось бросить хозяйство и вместе с дочерью последовать за своим господином в далекие края. В тот летний вечер Талос один стоял у молотилки и смотрел, как Антинея удаляется на ослике вместе с отцом. Он долго махал ей на прощание, подняв вверх обе руки, пока она не исчезла за пеленой жгучих слез. Тогда Талос понял, что его сердце сжалось в комок, словно раненый дикобраз: ни одна женщина не покажется ему столь красивой и желанной. Он пошел домой на гору.

Тем временем в городе чествовали нового царя Леонида, сына Анаксандрида, из рода Геракла.

Глава 7. Великий царь