Спартанец

– Антинея, ее звали Антинеей. Девушка, однако, побоялась рисковать и не стала выдавать себя за ту, о которой ничего не знает. Казалось, что юноша сумел сохранить частичную трезвость ума. Слишком смелое поведение могло вызвать его гнев. Верховная жрица внимательно осмотрела его, когда он вошел, и испугалась.

– Антинея… – пробормотал царь и провел ладонью по лбу. – Это какая-нибудь девушка с горы… Больше он ничего не поведал о своих чувствах?

– Нет, господин… только слова… любви, – ответил мужчина, слегка смутившись.

– Понимаю, хорошо. Можешь идти. Ты получишь оговоренное вознаграждение у казначея.

Мужчина поклонился и вышел, а царь, оставшись один, стал размышлять: «Итак, в сердце молодого Клеоменида, по-видимому, преобладают частные, личные переживания. С другой стороны, любовь – вполне естественное чувство для человека его возраста. Тем лучше… В конце концов, так будет даже проще исполнить то, что я задумал. К тому же время у меня еще есть, много времени. Я смогу убедить его присоединиться ко мне, ведь у него совсем нет опыта в том мире, в котором ему предстоит жить. И ни одного друга на всем белом свете».

Глава 4. Азия

Пользуясь поддержкой флота, курсировавшего вдоль берегов Херсонеса Фракийского, армия Павсания оставила Византий, чтобы занять земли к северу и востоку от Священной горы вплоть до Салмидесских полей. В течение трех с лишним лет Клейдемос участвовал в походах, возглавляемых царем, и остался с ним даже тогда, когда афиняне и союзники взяли на себя командование морскими силами. Сердце его каменело, и с каждым днем он делался все мрачнее. Сам того не замечая, под влиянием железной спартанской дисциплины Клейдемос превратился в холодного и беспощадного разрушителя. Но не была ли на то воля богов? Жестокий рок привел его туда, откуда нет возврата; новая жизнь погасила в его сердце наивность и великодушие. Отряды, которыми он командовал, сотни людей, которых одним приказом посылал в бой, обратились в его руках в чудовищную силу. Подобно неумолимой машине, его войско прорывало всякую оборону и сокрушало всякое сопротивление. Огонь, который уничтожал деревни, военные лагеря и дома несчастных людей, осмелившихся бросить вызов могуществу Спарты, поглотил и истощенную душу Клейдемоса.

По вечерам он сидел под знаменем и смотрел на шествие закованных в кандалы пленных. В эти минуты вся его жизнь сводилась к осознанию того, что одним кивком головы он мог убить сотни людей, или, напротив, вселить в них надежду, или приговорить к мучениям, пыткам, смерти.

«Хромоножка» – так прозвали Клейдемоса его люди, но в этом не было ни тени насмешки или презрения. Напротив, в этом слове заключалось все благоговение перед человеком, которого поразили, но не покорили боги. О нем стали ходить странные слухи. Поговаривали, что никто никогда не видел, как он тренируется в спортивных залах Спарты или купается в реке Эврот. Что это было за тело, если его не смогли разорвать в клочья клыки волков на горе Тайгет? Его быстрые и серые, как железо, ноги, испачканные кровью и потом, казалось, не знали усталости. Его рука не ослабевала на рукояти меча, а взгляд всегда оставался холодным… Кем же на самом деле был Клейдемос?

На его щите был изображен дракон, символ рода Клеоменидов, но, наверное, он был порождением серых скал великой горы, или же его и в самом деле воспитали волки. Его никогда не видели смеющимся или плачущим. Лишь стражи, стоявшие у его палатки, слышали, как он кричал и метался во сне. А женщины, которых ему приводили, покидали шатер в оцепенении и рыдали так, словно побывали в логове чудовища. Варварские и первобытные земли, где он так долго сражался и сеял смерть, закалили его сердце и сделали твердым как камень. Царь Павсаний видел, что Клейдемос был готов отправиться в бесконечные просторы Азии, чтобы воля человека, победившего великого царя, достигла этих дальних земель. Именно Клейдемос должен был помочь в исполнении замысла, который изменит судьбу не только Спарты, но и всех греков и варваров.

На всем белом свете был только один человек, на которого Павсаний рассчитывал для исполнения своего плана, – это был Клейдемос, и Павсаний знал, как накрепко привязать его к себе.

На четыре долгих года он погрузил юношу в ад страшной войны и превратил в смертоносную машину. Теперь, чтобы Клейдемос всецело принадлежал ему одному, Павсаний предоставит ему возможность снова стать человеком, способным думать и испытывать те чувства, которые, несмотря ни на что, не совсем еще угасли в глубине его души.

Было раннее холодное утро перед началом весны. Клейдемос сидел, завернувшись в плащ, под старым дубом с оголенными ветвями, простиравшимися к хмурому небу фракийской земли. По пустынным сырым окрестным полям раздавалось кукареканье петухов, хотя нигде не видно было ни одной крестьянской избы.