Когда впереди показалась гавань Пафоса, солнце уже садилось, окрашивая море в пламенные цвета, отражаясь в окнах домов и заливая город своим золотистым светом. Среди крыш возвышались пальмы; их веерообразные листья местами обнажали кисти спелых желтых плодов. В садах и огородах из блестящей и темной зелени листвы выглядывали ярко-красные цветы гранатовых деревьев. Оливы, покрывающие окрестные холмы, блестели серебром, пронизанным черными шпилями кипарисовых деревьев.
Клейдемос остановился, чтобы полюбоваться великолепным пейзажем.
– Никогда в жизни мне не приходилось видеть что-либо столь прекрасное, Лахгал. Это и есть город Пафос?
– Нет, – ответил мальчик, – это порт. Сам город находится дальше, за холмами справа от нас. Это старинный город, построенный вокруг храма, главного здания Пафоса. Правда, я никогда не был в храме. Наверное, из-за того, что я еще ребенок, или, возможно, потому что я раб. Не знаю. Но говорят, что в храме есть нечто великолепное. Пора идти, нас ждет долгий путь.
– Но когда мы приедем, уже стемнеет, – возразил Клейдемос, – и смотреть будет нечего.
– Ошибаешься, – ответил Лахгал и подмигнул Клейдемосу, – храм открыт до глубокой ночи для паломников, желающих принести жертву Афродите. Ходят слухи, что богиня наблюдает за паломниками во время жертвоприношения. Если кто-то из них приходится ей по вкусу, она приходит к нему ночью…
– Скажи, Лахгал, в чем заключается жертвоприношение?
– Оказывается, – сказал мальчик и повернулся к спутнику, – спартанцы действительно простофили и тугодумы!
Клейдемос посмотрел на него с недоумением:
– Что ты хочешь этим сказать?
Лахгал пришпорил осла:
– Ясно, сам ты не догадаешься! Итак, в этом храме живет множество прекрасных девушек – это служанки богини. Паломники приходят в храм и делают подношение, затем выбирают одну из девушек и вместе с ней… приносят жертву богине любви. Теперь понимаешь?
– Понимаю, – сказал Клейдемос со смущенной улыбкой, – понимаю. Но при чем здесь богиня? По-моему, это больше похоже на хитрый и легкий способ озолотить храм деньгами простофиль и тугодумов, выражаясь твоими словами.
– Не говори так, – прервал его Лахгал, – ты с ума сошел! Богиня может услышать тебя и строго наказать.
– Довольно, Лахгал, не смейся надо мной; боги меня и так уже сильно наказали. После всего, что мне пришлось пережить, вряд ли я чего-то испугаюсь.
Лахгал обернулся и крепко сжал руку собеседника.
– Берегись, Двуименный, богиня – не выдумка, и иногда она является в этом храме. Люди видели ее в разных обличьях, но видевшие ее были настолько поражены, что их сердца и умы преобразились навеки. Говорят, один персидский сатрап и вовсе лишился дара речи после явления богини.
Уже стемнело, вокруг не было ни души. Узкая дорога извивалась и поднималась к дубраве, где морской бриз шелестел листвой деревьев. Птицы, гнездясь в ветвях, наполняли рощу своим гомоном, щебетом, свистом, пением. Лахгал устал от долгого пути, задрожал и накинул на свои исхудалые плечи тоненький плащ. Последние отблески солнечных лучей угасали над морем, становившимся свинцовым.
– Мне нужно помочиться, – вдруг сказал он, прервав долгую тишину.
– Прямо здесь? Может, подождешь, пока мы хотя бы увидим город?
– Говорю же, нужно помочиться!
– Ладно, ладно, не волнуйся.
Клейдемос потянул осла за недоуздок, и тот остановился. Он спустился на землю, а мальчик соскользнул с вьючного седла, отошел и тут же вернулся.
– Ты уже все? – спросил Клейдемос.
– Все.
– Тогда садись обратно в седло, уже поздно.
– У меня болит зад, я лучше пойду пешком. Тебе в седле удобно, а я сижу на косточках осла. Хватит с меня.
– Хорошо, дальше пойдем пешком.
Тонкий полумесяц показался над верхушками деревьев и осветил своим сиянием белую пыль дороги. Некоторое время они шли молча.
– Двуименный, может быть, тебе больше не хочется попасть в храм?
– Напротив, я очень хочу посетить его. После твоих рассказов было бы глупо не зайти. Кто знает, может быть, богине есть что мне сказать.
– И ты не боишься, Двуименный?
– Да, – ответил Клейдемос, – может быть, боюсь. Боги иногда открывают нам вещи, которые мы предпочли бы не знать.
За поворотом дороги показался город: он стоял на холме, и выглядел призрачным в лунном свете.
– Лахгал, – продолжил Клейдемос, – ты знаешь, как выглядит статуя богини?
– Я слышал ее описание, но никогда не видел, ведь я не заходил в храм. Она отличается от статуй других богов тем, что у нее нет ни тела, ни лица.
– Тогда что же это такое?
– Она имеет форму двойной спирали, которая сужается кверху в одну точку.
– Это очень странно, я никогда не слышал ничего подобного.
– Говорят, это символ или форма самой жизни.
– Но жизнь имеет разные формы, в людях, в животных, в растениях… в самих богах… не так ли?
– Это то, что мы видим. Но мне кажется, что жизнь неповторима: когда она есть, люди двигаются, говорят, думают, любят и ненавидят. На лугах пасутся животные и гоняются друг за другом, зеленеют и растут деревья и кусты. А когда жизни нет, тела истлевают, а деревья засыхают.