– На самом деле два воина выжили, и я сопровождал их в Спарту по приказу царя. Одним из них был мой брат Бритос. У них было послание, которое они должны были передать старейшинам Спарты, но никто так и не узнал, что в нем было написано. Потом пошли слухи, что эти два воина солгали или обманным путем получили царский приказ, чтобы вернуться и спастись. Никто в городе не хотел иметь с ними дела, никто с ними не разговаривал. Их называли трусами и предателями. Один из них повесился у себя дома. Второй, мой брат, ушел из дома ночью, чтобы покончить с собой на горе. Но я следил за ним и спас, отнес в свою хижину и уговорил восстановить честь на поле боя. Более того, я вызвался помогать ему в одинокой войне и предложил вдвоем воевать против персов.
Я попросил своего друга забрать из дома Бритоса доспехи нашего отца. В них Бритос сражался в Фокиде, Локриде и Беотии всю осень, зиму и весну. Я сражался вместе с ним. Мы прятались в лесах, ночевали в горных пещерах, а днем нападали на персидские отряды и отдельные группы воинов, которых отправляли на поиски продовольствия и корма для животных. Брат сражался яростно. За это время он уничтожил более двухсот персидских солдат и офицеров, а я прикрывал его спину, стреляя из лука.
Солнце поднялось уже высоко, и стало жарко; дорога спускалась к небольшому заливу, на берегу которого рос зеленый раскидистый платан. Осел засеменил к дереву, чтобы отдохнуть в тени и пощипать свежую травку, и Клейдемос отпустил его. Когда осел остановился, юноша спрыгнул с седла и сел под деревом рядом с Лахгалом. Неподалеку морские волны бились о берег, и тысячи разноцветных камешков переливались в лучах солнца, словно самоцветы.
– Вы не заметили, что вы братья? – спросил Лахгал, сидя спиной к собеседнику.
– Нет, – ответил Клейдемос, устремив взор на морскую пену, бурлившую на прибрежной гальке. – У нас с Бритосом были одинаковые глаза, но брат был копией отца. Он был выше меня, крупнее; его тело окрепло благодаря необходимости часто носить тяжелые доспехи. Когда он раздевался, чтобы искупаться в реке, он был похож на статую Геракла… Я, в свою очередь, был похож на мать.
– Разве этого мало? – удивленно спросил Лахгал.
– Дело в том, что я выглядел как слуга, а он – как господин. Будучи рабом, человек привыкает опускать взгляд, огонь угасает в глазах, и он становится похожим на животных, с которыми проводит всю жизнь…
Лахгал повернулся и посмотрел на Клейдемоса, который почувствовал его пристальный взгляд и тоже повернулся к нему: глаза мальчика блестели от слез.
– Я сказал что-то неприятное? Да, так и есть… Я вижу.
Лахгал опустил голову и вытер слезы рукавом.
– Зря ты плачешь, Лахгал, – продолжил Клейдемос. – Я был счастлив, когда был рабом и жил на горе с дедом, мамой, собакой и ягнятами. А теперь я лишился своей семьи, своего народа. Я ношу щит и доспехи Клеоменидов, одного из благороднейших родов Спарты, но я не знаю, кто я. Я тоскую по прежней жизни, но вернуться к ней не могу и впереди тоже ничего не вижу. Бритос пал в битве при Платеях, восстановив честь, но потеряв жизнь. Покоривший этот остров царь Павсаний вручил мне оружие покойного брата. От него я узнал свое настоящее имя – Клейдемос. После я вернулся в отчий дом и встретился с женщиной, которая родила меня, – моей родной матерью Исменой. Я никогда не забуду эту ночь, даже если проживу тысячу лет. При одной лишь мысли об этой женщине сердце мое становилось твердым, как камень, потому что она отдала сына на съедение волкам. Я с нетерпением предвкушал возможность помучить и заставить страдать гордую жену Аристархоса. Но я увидел сломленное создание с лицом, покрытым морщинами из-за пролитых слез, и разумом, помутненным от безумия.
Когда я прижал ее к груди и пообещал, что никогда не покину, сердце ее разорвалось… Она умерла у меня на руках…
Лахгал встал, протянул спутнику руку, помог ему подняться, и они вместе пошли вдоль берега. Оба молчали, вода омывала им лодыжки, и они слушали шум прибоя. Вдруг Лахгал наклонился, поднял красивую ракушку и протянул ее Клейдемосу.
– Возьми, она приносит удачу.
– Спасибо, Лахгал, она чудесная, – сказал юноша и принял подарок.
– О, это пустяк. Зато, когда ты будешь далеко отсюда, ты вспомнишь обо мне, Двуименный.
Клейдемос сжал раковину в руке:
– Двуименный? Ты назвал меня Двуименным?
– Разве это плохое имя – Двуименный?
– О нет, оно очень красивое, а еще оно мне кажется крайне… подходящим.
Лахгал улыбнулся и подмигнул:
– Я проголодался, Двуименный, а ты?
– Я так проголодался, что мог бы съесть целого быка вместе с рогами.
– Тогда побежали! Давай наперегонки до сумки с припасами!
Мальчик рванулся с места, и радужные брызги морской воды полетели из-под его ног.