Спартанец

На следующее утро, когда солнце едва показалось из-за горизонта, они оба уже ехали по прибрежной дороге, ведущей в город Пафос, где стоял храм Афродиты. Дорога петляла среди холмов, усаженных оливами и усеянных белоснежными домами, то и дело спускаясь к морю. Воздух был наполнен ароматом сосновой смолы и морской воды. Поля еще не утратили весенней свежести и были усеяны белыми и желтыми цветами, над которыми порхали бабочки, после того как утренняя роса высыхала на их крылышках под лучами солнца.

У Клейдемоса было легко на душе. Он ехал верхом на осле с юным другом, сидевшим перед ним.

– Ты не сказал, как тебя зовут, – вдруг воскликнул Лахгал.

– Тебе это покажется странным, – ответил Клейдемос с улыбкой, – но мне очень трудно ответить на этот вопрос.

– Ты смеешься надо мной, – сказал мальчик, – даже дети знают свои имена.

– Так вот, Лахгал, – продолжил Клейдемос, – дело в том, что у меня два имени, потому что у меня две семьи; при этом у меня нет отца, и осталась только приемная мать, потому что родная мать умерла в моем доме два месяца назад. У себя дома я прожил всего несколько месяцев, когда был еще младенцем, и ничего не запомнил. – (Ошеломленный услышанным, Лахгал повернулся к Клейдемосу.) – Ты думаешь, что я выжил из ума, не так ли? – с улыбкой спросил Клейдемос. – Поверь, все, что я сказал, чистая правда.

Взгляд Лахгала сделался более глубоким и напряженным, мальчик отвернулся и посмотрел на пыльную дорогу.

– Возможно, – сказал он после недолгого молчания, – возможно, ты не такой, как все… ты не похож на остальных.

– Нет, мой юный друг, ты ошибаешься. Я такой же человек, как и ты. Просто боги уготовили мне странную судьбу. Если хочешь, я могу рассказать тебе свою историю.

Лахгал кивнул.

– Так вот, много лет тому назад, задолго до твоего рождения, в одном большом доме в Спарте, в знатной семье родился ребенок. Родители назвали его Клейдемосом. Вскоре они заметили, что у ребенка повреждена ножка. Отец забрал его под покровом ночи, унес из дома и бросил на горе Тайгет. Таков закон Спарты: увечных детей, негодных к воинской службе, родители обязаны бросать на этой горе. Но Клейдемоса нашел старый пастух-илот, который пас овец хозяина. Он подобрал малыша и отдал на воспитание дочери. Старик назвал его Талосом, и этим именем его прозвали илоты.

Мальчик подрос, научился драться и стрелять из лука. Женщину, которая его вырастила, он называл матерью, а старого пастуха – дедом. Он научился хорошо ходить и тренировал хромую ногу, чтобы опираться на нее хоть малой частью своего тела. Он подвергал себя изнурительным испытаниям, чтобы преодолеть увечье, посланное богами. Он и не знал, что у него в городе был брат, чуть постарше, который рос среди городских мальчиков и получал воспитание воина.

Однажды он встретился с братом в долине, и Талос, сам того не зная, подрался с братом и едва не погиб…

– Почему ты дрался с братом? – перебил его Лахгал. – Ведь Талос – это ты, не так ли?

– Потому что брат и его товарищи напали на мою маленькую подругу, дочь крестьянина из долины. С того дня брат возненавидел меня. Однажды ночью он напал на мой дом, натравил своего молосса на моих овец и жестоко избил меня. Потом началась война между городами Греции и великим царем. Нас, илотов, привели в город, чтобы воины выбрали себе слуг. Брат выбрал меня, и я видел, как он сражался при Фермопилах. Там я увидел отца, человека, который бросил меня в младенчестве. Тогда я еще не понимал этого, но он все знал, как мне кажется. Я помню его взгляд. В тех редких случаях, когда мне удавалось заглянуть ему в глаза, они был исполнены бесконечной печали, сдерживаемой невероятной силой воли… Отец был великим воином, двоюродным братом царя Клеомена и царя Леонида. Он погиб, как и все воины Спарты, которых безжалостно убили при Фермопилах.

Клейдемос умолк, на каменистой тропе раздавался лишь стук ослиных копыт. Крестьянин, косивший траву на лугу, поднял голову, чтобы вытереть пот, и помахал юношам широкополой шляпой. Несколько аистов взлетели и исчезли за холмом, ища насекомых в скошенной траве.

– До меня дошли рассказы о трехстах героях Фермопил, – сказал Лахгал. – Несколько месяцев назад я слышал похоронную песнь, которую написал великий поэт с островов.

– В песне говорилось о том, что двое из них выжили? – спросил Клейдемос.

– Нет, я думал, что пали все.