Спасая Куинтона

Когда Тристан ведет нас к узкому коридору, я оглядываюсь на Леа. Она с расширенными от ужаса глазами смотрит на стеклянные бонги, мундштуки для сигарет, пепельницы и шприцы на полу. Когда ее взгляд встречается с моим, мне кажется, что она понимает масштабы того, что я пережила прошлым летом. И хотя я не думаю, что когда-либо сделала бы это, осознаю, что это могло бы стать частью моей жизнью — я могла бы оказаться здесь.

— Итак, постарайся не паниковать, — говорит мне Тристан, останавливаясь перед закрытой дверью в конце коридора.

Я замираю.

— Почему я должна паниковать… Боже, Тристан, насколько он плох?

— Лично я думаю, что он выглядит хуже, чем есть на самом деле, — он сжимает дверную ручку, прижимая другую руку к груди, держа пакет со льдом. — Но не уверен, что ты с этим согласишься.

Мои мышцы еще больше деревенеют в то время, как он открывает дверь, и, затаив дыхание, я смотрю, что скрывается по ту сторону. Комната размером с гардеробную, по всему полу с линолеумом разбросаны монеты, вместе с зеркалом, бритвенным станком и небольшим пластиковым пакетом. Напротив входа комковатый старый матрас, на котором лежит Куинтон.

Куинтон.

Его рука безжизненно свисает с края матраса, глаза закрыты, тело неподвижно, и с дырявого потолка прямо на него капает грязная вода. А его лицо… синяки… опухоль… порезы… если бы я не видела, как покрытая шрамами грудная клетка поднимается и опадает, я бы подумала, что он мертв.

— О, мой Бог! — прикрываю рот рукой, слезы жгут глаза, все внутри скручивается в тугой узел.

Он выглядит мертвым. Так же, как Лэндон. Только нет веревки, лишь синяки и порезы, и комната, полная тьмы, которая поглощает его жизнь.

— Расслабься, — Тристан опускает пакет со льдом на пол прямо в дверном проеме. — Я уже сказал вам, что он выглядит хуже, чем есть.

— Нет, он выглядит так плохо, как есть, — резюмирую я, мое сердце опускается мне в живот, когда я пробираюсь в комнату и останавливаюсь, добираясь до матраса. — Что с ним произошло?

— Я же сказал, его избили, — отвечает Тристан, стоя в дверном проеме прямо перед Леа.

— И почему ты не отвез его в больницу? — спрашивает Леа зажатым тоном, кидая на Тристана жесткий взгляд, который заставляет его немного отпрянуть.

— Эм, потому что больницы привлекают много внимания, особенно, когда у тебя куча дерьма бежит по крови, — говорит Тристан бесцветным тоном, и я понимаю, что мне не очень нравится этот Тристан. Старый Тристан, которого я знала, было намного лучше, а этот ведет себя, как чертов мудак. — А последнее, что нам нужно сейчас, это излишнее внимание.

Леа смотрит на него, скрестив руки.

— Вау, какой ты друг.

— Я не его друг, — Тристан указывает. — Я его кузен.

— И это все меняет, да? — спрашивает Леа с раздражением.

— Какая на хрен тебе разница? — резко отвечает Тристан, подходя ближе к ней.

Они начинают спорить, но я их почти не слышу, их голоса быстро исчезают в фоновом режиме, когда я сосредотачиваюсь на Куинтоне. Хочу помочь ему — это то, ради чего я здесь. Но это… даже не знаю, что с этим делать. Он ранен, истекает кровью, без сознания. Я не знаю, как долго он в этом состоянии, что он сделал, чтобы закончить так, какие наркотики он принимал, и будет ли он вести себя так же, как Тристан, придя в себя.

Мне нужно сделать что-нибудь.

Я осторожно опускаюсь на колени на матрас, и он прогибается под моим весом. Куинтон изменился с тех пор, как я его видела, челюсть четко выраженная, так сильно он похудел. Волосы немного отросли, и он выглядит лохматым и грубым. Он без рубашки, мышцы, которые раньше подчеркивали его живот и грудь ушли, руки худые и тонкие. Единственное, что осталось прежним — нечеткий шрам над его верхней губой, большой шрам на груди и татуировка на руке: Лекси, Райдер и Никто. Раньше я задумывалась, что они означают, но теперь уверена, что знаю. Лекси была его девушкой, Райдер была его кузиной и, вероятно, сестрой Тристана, а Никто — это Куинтон. Как он может думать о себе как Никто? Как он может думать, что он не имеет значения? Боже, как будто я снова с Лэндоном и смотрю на него, умирая внутри.

— Ничего из того, что я говорю или делаю, не имеет значения в этом мире, Нова, — говорит он мне, откинувшись назад на руки и глядя на дерево перед нами. — Когда я уйду, мир будет продолжать двигаться дальше.

— Это не правда, — говорю я, ошеломленная его заявлением. Конечно, он периодически впадает в депрессию, но это слишком тяжело и больно слышать. — Я не смогу двигаться.