Спасая рыбу из воды

– Помогают им? – Предположил я, уже зная, что это не верный ответ, но для того, чтобы дать возможность наставнику с ним поспорить. И не нужен мне был этот ответ, этот разговор. Самое главное, что я стал замечать в глазах Анатолий Григорьевича робкий огонек. Он словно оживал. Эта метаморфоза меня завораживала. Вот передо мной был смирившийся с тленом бытия мужик, и вот уже восхищенный исследователь. Нет, не правда. Анатолий пока не горел, от пока что робко тлел.

– Нет, Лекс, нет. Они уверены, что мы их отрываем от важных дел, от развлечений, от настоящей жизни. Ведь для них квази – это жизнь. И вот скажи, зачем мне эта ассоциация? Зачем мне начинать знакомство с такого к себе отношения? Я же по этому поводу писал методичку! Понимаешь! Но нет, видите ли, в медицинской организации обязательно должна быть форма. Тфу! Мы же не хирурги! Хорошо, я просил разработать для нас новую форму, которая бы разительно отличалась от принятых в других организациях. Но нет! А потом они удивляются, почему дети не идут на контакт с санитарами и реабилитологами. Да они их просто боятся! Только из-за формы, только из-за ассоциации.

Анатолий на пол минуты замолчал, отпил чая, а потом продолжил:

– Знаешь, что такое сказка?

– Что? – Искренне изумился я внезапному переходу. – Сказка? Ну, это история такая.

– Не просто история – это жанр устного народного творчества… был… Но и это не важно. Это иносказательная установка. Люди всегда манипулировали сознанием других людей, понимаешь. Вот возьмем сказки. У любой сказки есть мораль, то есть идея, которую надо внедрить в сознание ребенка. Как внедрит? Если сказать – надо здороваться при встрече, то толку будет мало. Но вот мы берем героя, лучше симпатичного, скажем, кролика. И наделяем его деструктивным качеством – неумение здороваться. Рассказываем, как ему плохо живется, а потом наш кролик каким-то образом понимает, что надо здороваться, и вот в его жизни происходят разительные изменения! Вот он уже душа компании! Если сказка будет достаточно интересная, то и подрастающее поколение исподволь научится здороваться. Но так и не догадается, что ими манипулировали. А раньше ведь сказки были очень популярны, их мудрые праматери рассказывали чадам. И не по одному разу! Каждый день! Каждый!

Анатолий снова прервал свой монолог, взглянул на меня смущенно и продолжил:

– Потом появились книги, которые заменили сказки. Вот только сказки рассказывали бабушки своим внукам, они точно знали, какие качества надо прививать детям. А книги… Их ведь писали сразу для всех. И хорошо, если в них была заложена хоть какая-то идея, какая-то наука. Сказки всегда были бесплатными, их целью было научить. Книги же производить дорого, они должны окупаться, их печатали ради прибыли. А потом и вообще телевидение появилось! Интернет! Теперь вот квази.

– Сколько же Вам лет! – Не выдержал я. В моей голове стихийно сложилось понимание, что Анатолий застал все эти времена, о которых говорит.

– Не пугайся, я не умертвите. Я родился в эру сети Интернет, тогда телевидение уже отмирало, а сказок никто не рассказывал. Про сказки я узнал уже гораздо позже.

– Позвольте, но ведь квази тоже бесплатен. – Наверное невпопад возразил я. – Значит он несет добро?

– Может и несет. Только… Смотри. Что меня пугает больше всего. Это ведь даже не то, что люди стали терять связь с реальностью, а то, что большинство наших современников не живут своими жизнями. Они постоянно находятся в созданных кем-то историях. У них нет самоидентификации, как таковой. Сегодня они вампир в Бостоне, завтра киборг в Афганистане, послезавтра русалочка Ариэль, выращивающая огурцы на дне морском. Их захватывают ситуационные ценности. Если им не сказать, что делать, для чего и как, то они будут просто медленно увядать. И я не про квазанутых говорю, я говорю о подавляющем большинстве.

– Вы говорите о суб-мирах! – Я даже не заметил, как вскочил в запале. – Да, квази позволяет погрузится в созданные другими людьми ситуации истории, суены. Но сам квази – это не набор суб-миров. Он фактически, повторяет прото! Вернее, общественное бессознательное представление о прото. Там есть обычные города, есть обычные леса, парки, музеи. Если это хоть для кого-то важно, и хоть кому-то известно, то это есть в прото.

– Постарайся не спорить со мной. А понять, что я имею в виду. – Устало махнул рукой Анатолий. – Я ведь не про это.

– А про что?

– Лекс. Я смотрю тебе тоже нравится квази. Можешь мне объяснить, как ты сумел сохранить интерес к жизни? Почему ты сейчас здесь, а не в нем?

Я запнулся. Даже слегка поперхнулся глотком чая. Черт! Не хотел я этого рассказывать. Но оставить вопрос без ответа – не красиво. Наверное.

– Я не бываю в квази. Мне он не понравился.

– Почему?

Мысленно я кричал: «Анатолий Григорьевич, пожалуйста, прекратите допрос. Не хочу я об этом говорить. В конце концов, может у меня быть хоть одна слабость?». Но вслух я ответил:

– Так вышло.

– И ты там не бываешь?