Спасенье погибших

Калитка легко открылась, я помнил, как просунуть руку в щель и как снять крючок. Прошли по свежеразгребенной дорожке. Чтобы вновь не овладела нерешительность, я, поднявшись на крыльцо, протянул руку к окну и все-таки замер. За кружевной занавеской ясно различались мужчина и женщина: он — стоящий около стола, она — сидящая за пишущей машинкой. Он стоял спиной. Когда я постучал, он повернулся. Это был… Илья Александрович Залесский. Или точная его копия. Я чуть не упал, но все же спросил у Иды, был ли у покойного брат-близнец. Ида ничего не ответила. Воскресший Залесский внутри дачи, подняв голову, что-то сказал. С лестницы второго этажа сбежал одетый в спортивный костюм… Лева с базы. Он смело подбежал к окну и откинул занавеску. Мы встретились взглядами. Он приветственно поднял руку и пошел открывать.

Мы вошли в тепло, создаваемое сгоравшими в камине поленьями. У него тогда Олег сидел. Совсем некстати услышался вдруг гневный вскрик его: «У вас все плотью кончается!» — и снисходительное замечание Залесского: «Да ею же все и началось», — а Олег опять возразил: «Нет», — а Залесский опять ласково: «Уж надеюсь, тайна деторождения вам известна»; и вот этот голос зазвучал сейчас снова, только Олега не было.

— Идея Ивановна, Алексей, божий человек, вы ли?

— Это вы-то вы ли? — спросила Ида. Она прежде меня обрела спокойствие.

— Да уж как изволите.

Засим воскресший Илья Александрович предложил нам кресла возле камина. Перед этим было предложено скинуть верхнюю одежду. Расторопный Лева притаранил с террасы холодные меховые тапочки Иде и мне. Мы автоматически сменили обувь. Тут Ариана возникла на пороге гостиной — оказывается, она исчезала и вот вкатила двухэтажную тележку, уставленную разной снедью и питьем. Мы были спрошены о том, что же налить нам. Ида заказала кофе, я же ответил, что все равно, и принял из рук Арианы тяжелый хрустальный шар, выдолбленный наподобие аквариума, только в нем не вода была, и вместо рыбок искорки вспыхивали.

Илья Александрович, дотоле стоявший у стола, закрыл газетой пишущую машинку и приблизился.

— И как вы это надумали? — спросил он игриво.

— Да вот, — растерянно отвечал я, — мать Олега искали на Ярославском, не нашли, дай, думаем, сюда доедем.

— Так-таки внезапно?

— Н-не совсем.

— Но вы, надеюсь, двинули сюда без огласки, не оповещали широкую общественность.

— Жене даже не позвонил.

— Отлично! — возгласил Илья Александрович. — Хотя и за полночь, но минеральная вода не помешает. Аринушка, раскубри, как говаривала моя нянька из Подмосковья, раскубри да поучаствуй в разговоре.

— А какой разговор? — резко сказала Ида. Она хлопнула кофе за один глоток и уже вновь курила. Глаза ее наркотически заблестели.

— А такой, голубушка, что ведь можно и не вернуться домой. Вы-то вольная птичка, а вот нашему педагогу надо бы и о семье подумать.

— Илья Александрович, мы слушаем, — сказал я, — только зачем угрозы? Ида, поменьше кури. Зачем такие слова — можем не выйти? Вы живы, и очень хорошо. Но зачем тогда была эта история с похоронами? Это, значит, манекен ваш похоронили? Это оттого-то вы и не велели вскрывать?

— Да-с, оттого-то. Но это было почти единственным пожеланием. Еще пошутил с календарным планом похорон, а уж с имуществом и женой — тут уж Идочка постаралась.

— С детства такая, — отвечала Ида, — уж не обессудьте, не знала, что вы хитрее, думала вам же за гробом помочь, чтоб наследники не барахлом поминали. А вам донесли, как они вас матерят?

— Змея какая, — сказала Ариана, — вот змея.

— Помолчи, — огрызнулась Ида, — спасибо бы сказала, ведь снова все наживете. И дачу эту вы хитро сберегли, одной отделались. Да и счет в банке небось не закопали. Кругленький счет?

— Хватит перепалки! — остановил Илья Александрович. — Я коротко и вовсе не для отчета, кто вы, чтоб я отчитывался, вы — друзья Олега, а не мои, я вам сочувствую. Он как писатель кончился при жизни еще, обет молчания он давал, думаю, неспроста: ударился о потолок своих возможностей и изображал, что вступает в период раздумий.

— Нет, он работал, — сказал я, — он жил у старухи и работал.

— Так вот, — не заметя мою реплику, продолжал Илья Александрович, — объясню, почему я ушел. Мне бы в отличие от Олега обет не помог, слишком, простите, заметен. Был оплетен обязанностями, как Лаокоон. Скажите, я писатель?

— Смешно вы спрашиваете, — осмелел я, — в этой же комнате вы сказали, что написали библиотеку книг.