Спасение души

Она смотрит на меня, и эти большие, кружащиеся серые глаза притягивают меня, медленно освобождая от того, что, черт возьми, сжимает мое сердце.

— У него было сообщение для каждого из вас, и он просил меня передать вам, но я подумала, что будет лучше, если я запишу. На память о его последних словах, которые он хотел бы произнести, и таким образом вы все сможете уединиться и, надеюсь, немного успокоиться.

Судорожно сглатываю, мои глаза останавливаются на бумаге, как будто она вот-вот оживет и укусит меня.

— Это письмо для всех нас? — мне удается выдавить из себя, не в силах оторвать глаз.

Боковым зрением я вижу, как она качает головой.

— Нет, это твое. Я уже передала письма для твоей матери и брата.

Когда опасность миновала, Финн ушел, чтобы вернуть Эмиля и мою маму домой, сообщив им хорошие новости. Но лучшей новостью было то, что они были в безопасности.

Внезапно мое сердце начинает бешено колотиться, неистово отдаваясь в ушах. Сколько раз я жалел, что не могу снова услышать его голос теперь, когда он начал затихать за последние пять лет? Чтобы поговорить еще раз или получить шанс попрощаться?

Мои глаза все еще прикованы к пергаменту, когда Эмма встает.

— Я оставлю тебя одного, чтобы ты прочел это.

Как только слова слетают с ее губ, мое сердце замирает, и становится трудно дышать. Я чувствую, как кровь отливает от моего лица при мысли о том, что ее здесь нет. Она — кислород, поддерживающий мою жизнь, и биение моего сердца, делающее его спокойным и ровным.

Вытягиваю руку, мои пальцы хватают ее за запястье, заставляя ее прекратить отступление, когда начинает закрадываться паника.

— Пожалуйста.

Мой прерывистый шепот едва слышен из-за потрескивания огня. Когда мне наконец удается отвести взгляд, я поднимаю его на нее.

— Останься.

Не говоря ни слова, она кивает с мягкой улыбкой и забирается ко мне на колени, обвивая руками мою шею. Тяжесть ее тела, прижатого к моему, успокаивает, и я глубоко вдыхаю через нос и выдыхаю ртом.

Моя рука дрожит, когда я протягиваю ей письмо.

— Ты мне почитаешь?

Потому что я не доверяю своим глазам, чтобы прочесть слова, которые он хочет передать. Я не могу. Мое зрение уже затуманивается. Я смаргиваю это и тянусь, чтобы взять свой бокал на столике рядом со мной, поднося его к губам. Бурбон обжигает мне горло, но по мере того, как он оседает в моем организме, он согревает.

Эмма не произносит ни слова, бумага шуршит, когда она начинает ее разворачивать, а я, блядь, не осмеливаюсь взглянуть. Я не отрываю взгляда от языков пламени, перекатывающихся по деревянным плитам.

— Дрейвен, мой дорогой мальчик, — тихо говорит она, двигая бедрами, чтобы немного приподняться у меня на коленях. — Прости, что я ушел от тебя и так и не вернулся, как всегда обещал.

Я крепко зажмуриваюсь, когда она продолжает.

— Это было моим самым большим сожалением, и я знаю, что сейчас у меня нет возможности загладить свою вину перед тобой, но я надеюсь, что ты простишь меня.

Поднося бокал к губам, я изо всех сил пытаюсь проглотить его, так как мое сердце неровно колотится.

Пальцы Эммы нежно играют с моими волосами, успокаивая, пока она читает следующую строчку.

— Не проходит и дня, чтобы я не гордился тобой, — ее голос дрожит, заставляя ее прерывисто дышать. — Однажды мы снова будем вместе, но сейчас…

Возле моего уха раздается ее тихое сопение, и одинокая слеза скатывается по моей щеке.

— Я буду лелеять воспоминания о наших ночах на крыше, когда в небе сияли звезды, и нас обнимал прохладный ветерок. Теперь у тебя есть кто-то особенный, с кем можно молча посидеть в темноте. И мальчик…

Она снова замолкает, и когда я поворачиваю к ней свое залитое слезами лицо, я не могу удержаться и стираю влагу с ее собственных щек большим пальцем.

У нее перехватывает дыхание, когда она снова опускает взгляд на бумагу.

— Эта девушка любит тебя каждой частичкой своей души. Я вижу это в ее глазах, и мне становится спокойнее знать, что твое сердце защищено и находится в надежных руках. И всегда помни, что я люблю тебя всем сердцем.

Проведя рукой по лицу, я пытаюсь сдержать хлынувшие из глаз слезы. Но у меня ничего не получается. Они падают сами, и все, что я могу выдавить из себя, это сдавленное «Спасибо».

Я ставлю свой бокал на стол в тот момент, когда Эмма притягивает мою голову к своей груди, держа меня так, словно мир взрывается, и она может защитить меня от падающих осколков. И я, черт возьми, позволяю ей. Его слова разбередили свежие раны в моем сердце, одновременно сшивая их заново. Это было завершение, в котором я нуждался, но никогда не думал, что получу. И я думаю, что мой отец знал это.

Словами не передать, как я благодарен. То, что раньше было горем, которое держало меня под водой, теперь стало горем, которое тянет меня обратно, чтобы держать голову над водой. Его слова исцеляют, как и то, что моя пара здесь, в моих объятиях. Она понятия не имеет, как сильно я, черт возьми, люблю ее. И что каждый день, который мы проводим вместе, я буду лелеять ее разум, тело и душу.