— Мама бы гордилась тобой, — прошептал Гидеон ей на ухо, прижимаясь к ней. — А теперь расслабься. Ты выполнила всю работу, самое меньшее, что я могу сделать, — это прибрать здесь.
Ее первым побуждением было не подчиняться его приказам. Она не ребенок, но все же приняла его предложение.
Его неожиданное проявление нежности и мощная, темная сексуальность, которую он излучал, разрушали ее защиту. А она так старательно воздвигала ее с той ночи, когда он так холодно отверг ее после того, как доставил ей сокрушительное удовольствие.
Оставшись не у дел, Шей решила осмотреть дом. По крайней мере, его первый этаж. Официальная столовая. Спальня, выполненная в мягких голубых и кремовых тонах. Может быть, эту комнату занимает его сестра Оливия, когда посещает его дом; он сказал, что футболка и легинсы, которые он выдал Шей, были ее. До этого момента она даже не знала, что у него есть сестра. Но он больше ничего не рассказал, и, боясь нарушения их временного перемирия, она не задавала вопросов.
Еще одна ванная. Исследование продолжается. Шей остановилась у открытой двери последней комнаты. С двумя большими диванами, диванчиком, многочисленными столиками, большим журнальным столом, массивным телевизионным экраном, установленным над камином, это пространство казалось более обжитым, чем остальная часть пентхауса.
Шей оглянулась, но коридор оставался пустым. «Только мельком, — пообещала она себе, — и сразу уйду». Войдя в комнату, провела рукой по кожаному дивану, на средней подушке которого остался отчетливый силуэт. Должно быть, там Гидеон сидел чаще всего. Она легко могла представить себе мужчину, с которым провела этот вечер, — в тонком черном свитере с длинными рукавами и \/-образным вырезом, в черных джинсах и с босыми ногами, отдыхающим в этой комнате. Ноги на столе, в руке пульт, вот Гидеон просматривает каналы, прежде чем принять решение, на чем остановиться. Забавно. Шей знала, как он занимается сексом, но понятия не имеет о его вкусах. Какие ему интересны телешоу, фильмы, книги?
По какой-то причине это показалось ей печальным. Ей остро захотелось узнать о нем больше. Кое-что, чем они поделились, когда сгорали от страсти, но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить ее любопытство. Какой его любимый цвет? Его любимая группа? Какую любит еду? Вдруг она потрясенно замерла. В глубине комнаты на глянцевой черной подставке с мягкой обивкой стояли шесть гитар.
Шей ничего не знала о гитарах, но могла сказать, что три из них — акустические и три более тонкие и изящные — электрогитары. Все они, должно быть, дорогие. И очевидно, их очень берегут. Она протянула слегка дрожащую руку к гитарам.
— Ты играешь?
Шей резко развернулась, чувство вины пронзило ее.
— Я… мне жаль, — пробормотала она, отступая. — Я не хотела подглядывать, я… — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — Я совершала самостоятельную экскурсию по твоему дому и увидела гитары. Они прекрасны. Я не играю, но, очевидно, ты играешь?…
Он кивнул, бесшумно пересек комнату босыми ногами и остановился рядом с Шей.
— В течение многих лет, — сказал он, нежно проводя пальцем по лакированной деке акустической гитары.
Его прикосновение к инструменту напомнило ей о его ласках, нежных ласках любовника.
— Мы были стеснены в средствах, когда я рос. Но я проявил интерес и способности к игре на гитаре, моей матери каким-то образом удалось наскрести денег на уроки. Позже я узнал, что мой отец тоже играл на гитаре. Я этого не помню, но мне нравится думать, что я унаследовал свою любовь к музыке от него, как ты унаследовала любовь к кулинарии от своей матери.
— Не мог бы ты…
Шей замолчала, сообразив, что испытывает свою удачу. Ведь он только что доверил ей то, о чем вряд ли говорил еще с кем-нибудь. То, что она узнала о нем в эту минуту, не соответствовало образу безжалостного бизнес-магната. И ей очень захотелось, чтобы его умные, талантливые пальцы запорхали по струнам, тогда, возможно, рухнет преграда, которую он соорудил между ними.
— Ты сыграешь для меня?
Гидеон внимательно посмотрел на нее, и ее сердце бешено заколотилось. Наконец он молча протянул руку к акустической гитаре. Он почти благоговейно снял инструмент с подставки и отнес к диванчику. Шей следовала за ним, ничего не говоря. Боялась, что, если произнесет хоть слово, он передумает. Как только он уселся на одном конце маленького диванчика, она опустилась на другой. Он тронул несколько струн, подкрутил колки и, наконец, удовлетворенно кивнув, начал играть.
Шей ожидала… пожалуй, сама не знала чего, но то, что услышала, потрясло ее. Под его пальцами распускался цветок страсти — это были гнев и радость, счастье и горе. Целая буря чувств, порожденная музыкой, витала в воздухе. В ней слышались мотивы народных испанских мелодий, отголоски блюзов и даже рок-н-ролла. Это было то душераздирающе жестоко, то ласково-печально и невероятно красиво.