Спасенная красота. Рассказы о реставрации памятников искусства

Больше пятнадцати лет посвятил я карельским находкам. Некоторые иконы смогу узнать «на ощупь» — так привык к ним за долгие годы общения. Я стараюсь не пропустить малейшего события, связанного с открытием новых экспонатов петрозаводского древлехранилища. Нет книжных сведений, рассказывающих про северную живопись, с которыми бы я не был знаком. И все же, если мне предложат написать историю древней живописи Обонежья, да еще претендующую на законченность, я откажусь. Не наступило пока время для подведения итогов. Нужно сначала разобраться в смысле сюжетов отдельных икон, пристально рассмотреть художественную манеру северных мастеров, найти закономерность творческих принципов, заставить говорить бессмертные создания древних. И единственный правильный путь к познанию основ северной живописи — терпеливая работа с памятниками, а единственный верный язык — язык любви к старому искусству.

Трудно сказать, какие из открытых в Карелии икон нравятся мне больше всего. Просматривая сухие строчки каталога петрозаводского собрания, я вспоминаю, что с каждой иконной доской связаны какие-нибудь события, интересные случаи реставрационной практики. Произведения распределены по месту происхождения, составлена приблизительная хронологическая таблица, более самобытные иконы отделены от образцов, созданных под влиянием столичных живописных икон. Только в чувствах, в эмоциональных ощущениях, пробужденных и высказанных чудесным миром древней живописи, нет порядка. Да и не стоит пытаться сортировать порывы душевной радости, которые родились стихийно, в момент общения с творениями древних мастеров. Музейная классификация уместна в каталогах и специальных статьях. Наслаждение, получаемое от древнего, но вечно живого искусства, не подвластно законам науки.

* * *

Прекрасные дни выдаются в Карелии поздней осенью. Я люблю изменчивость октябрьской погоды, когда солнце ведет себя игриво, забыв о всяком постоянстве. Сколько картин, неожиданных и фантастичных, предстает перец человеком, попавшим осенью в озерный край. Синее безоблачное небо вдруг застилают беспросветные тучи, волны тяжелеют, водная гладь становится черной и тревожной. Несколько минут льет холодный дождь вперемежку с крупным ледяным градом. Мгновение — и снова солнце господствует, как будто и не было дождя, не надвигался суровый шторм. Как дивно хорошеет северная природа после нежданного каприза разбушевавшейся стихии. Загорается прибрежное золото тростниковых зарослей, голубеет стеклянная поверхность озера, блестят огромные дождевые капли на не успевших осыпаться листьях. Кажется, сильный человек одним волшебным жестом снял черное покрывало и оживил сказочное царство света и цвета. Я вспомнил причуды карельской осени, раскрывая великолепные иконы из заонежского села Челмужи.

Черная густая олифа свободно и легко удалялась с живописной поверхности. Краски буквально полыхали синими, красными, желтыми отблесками, когда снимался очередной компресс. Они были живые, словно почерпнутые из воды, подсмотренные в небе, поднятые с земли. Я долго не мог заснуть в тот вечер, возбужденный открытием праздничной гармонии. Вставал, зажигал керосиновую лампу и любовался буйной игрой красок. Окна мастерской, стоявшей на кижском берегу, выходили к самой воде. Лучи утреннего солнца осветили одновременно пробуждающееся озеро и живопись челмужской находки. Пейзаж за окном и древняя икона были написаны красками одной палитры. Цветовая плоскость не просто напоминала увиденные в природе сочетания. Художник сумел, не выходя за пределы иконописной символики и отвлеченности, дословно повторить северную цветовую фантазию, придав ей глубокий смысл. Мастер запечатлел средствами искусства красоту окружающего мира, пропел в своем творении гимн природе озерного края.

* * *

В петрозаводском древлехранилище представлены ценные произведения иконописи, найденные Олонецкой экспедицией. Особого внимания заслуживает житийная икона Николы — памятник XVIII века. Сцена «Обучение грамоте» всегда напоминала мне зарисовку с натуры. Сельская школа, стены которой сложены из бревен, украшены скупым орнаментом подслеповатых узких щелей-окошек. Тесная дверь ведет в классную комнату. Два мальчика, одетые в полотняные рубашки, сидят на грубо сколоченной скамейке и внимательно слушают объяснения учителя. В такой же школе получил когда-то первые уроки и сам живописец, сумевший столь достоверно передать ее атмосферу. Раскрывая олонецкую икону, я испытывал желание побывать в деревне Новинка, где работал ее неизвестный создатель. Много бытовых черточек привнес он в житийный цикл популярного на Руси святого. И когда однажды, на пути из Ленинграда в Петрозаводск, мы остановились в селении со знакомым названием, стало понятно, откуда идет бытовизм иконы XVIII века. Ни разу не отступив от литературного сюжета, не придумав ни одной новой композиции, мастер перенес атмосферу родного села в христианские предания. Грубо рубленые деревянные заборы, посуда и скудная пища на столе, сельские одежды — все это художник видел в повседневной жизни.