— Или…
Я схватила Зи за руку, и он вздрогнул… Задеон не ожидал, что я вот так вцеплюсь и повисну на нем.
— Или может… может… может, это из-за тебя! Могут ли пришельцы оплодотворить кого-то путем осмоса10
?Когда его ладони накрыли мои, я поняла, что они дрожат. Он сглотнул, выглядя как мужчина, готовящийся сообщить ребенку, что их семейная собака больше не вернется домой.
Я знала, что схожу с ума… знала! В данный момент мне было нужно, чтобы он солгал. Сказал, что жизнь —
От него.
От
От
А не от тех…
А не от тех…
— Задеон! — я не сумела сдержать рыдания, Зи выглядел так, будто ему было так же больно, как и мне.
Я ринулась в его распростертые объятия.
И потерялась во времени.
Когда я снова пришла в себя, моргая, то поняла, что лежу на кровати в нашей комнате, а Задеон нависает надо мной. У него был встревоженный вид.
Он прижимал руку к низу моего живота.
Я вцепилась в его запястье и оттолкнула.
— Я хочу тебя.
Задеон явно опасался такой перспективы.
— Сейчас? — спросил он, его голос был близок к писку, которого я никогда раньше не слышала от него.
Несмотря на нерешительность, Задеон был наполовину тверд… а когда я грубо схватила член, потребовалось всего несколько ласк, чтобы он полностью затвердел.
— Не думаю, что это…
— Пожалуйста! —
Что?
Что
— Сейчас, — подтвердила я, быстро кивнув.
Лицо Задеона было хмурым, когда он позволил мне принять по своему усмотрению нужную позицию… отчаяние заставило меня сесть на него до того, как я была готова.
—
От боли у меня немного прояснилась голова, поэтому я скатилась с Зи и растянулась на спине.
— Шшш, — начал утешать он, когда я стала всхлипывать сильнее и сопротивляться. Не для того, чтобы убежать, а чтобы добраться до
Слезы попали в мои уши, когда я кивнула. И начала умолять:
— Поторопись!
Как будто это изменит то, что во мне появилась жизнь… то, что прикрепилось внутри моего тела.
Глава 36
Мое сердце переполняла глубокая печаль.
Моя бедная пара.
Во всех соларах, которые я пережил, представляя, какой будет наша жизнь, когда мы найдем друг друга, и какой будет наша любовь… я никогда не воображал подобного.
Это убивало меня.
Кэлли все время плакала.
Она практически не позволяла мне применять ласки, чтобы ее тело приняло меня без боли. Особенно после того, как Кэлли запретила мне прикасаться к ее груди. Она заплакала еще сильнее, заявляя, что они стали слишком чувствительными. Но она все равно хотела, чтобы мы соединились.
Я бы сказал, что нет никакой необходимости в спешке, но видел в глазах Кэлли ответ.
Она знала.
И эта агония… жестко разрывала мое сердце.
Я не мог представить, что Кэлли чувствовала.
Когда она не была заинтересована в достижении оргазма… страдала моя производительность.
Я обнял Кэлли, обхватив ладонью ее затылок, и стал баюкать. А затем приподнял, чтобы поцеловать.
Прижавшись к моим губам, она спросила:
— На этот раз я ничего не почувствовала.
Я посмотрел в ее глаза. В ее испуганные, взволнованные глаза.
И заранее знал, что она собиралась сказать.
— Еще раз. Давай…
— Кэлли… — начал я.
Но ее глаза словно молили меня.
На мгновение обзор на ее лицо мне закрыл дым.
— Ты скажешь, если будет больно?
— Да!
Я заметил, что Кэлли начала вздрагивать от моих толчков. Даже когда я замедлился.
Я никогда не подозревал, что буду бояться нашего акта спаривания.
Но я боялся.
Даже я почувствовал боль. Значит, Кэлли ощущала это острее.
Когда я учуял запах крови, то, несмотря на протесты, отстранился, чтобы проверить… тогда я увидел, что простыня под нами окрасилась в розовый цвет.
Когда я встал с кровати, Кэлли поползла за мной.
Но я не ушел далеко. Я рухнул рядом, внезапность этого движения заставила Кэлли остановиться. Я вцепился в ее бедра и подтащил к краю кровати.
— Ляг. Откройся для меня.
Некоторая часть ее лихорадочного побуждения ослабла от облегчения, которое она получила от моего языка.
Если бы только она благодарила меня за удовольствие.
Кэлли благодарила, потому что знала, что мы можем продолжить.
Ночью, когда она слишком устала, чтобы прижаться ко мне, и слишком измучилась, чтобы приказать мне снова спариться с ней, ее отчаяние переросло в поражение.
К утру каждый изгиб ее тела демонстрировал усталое смирение.
Отстраненным тоном, который меня не волновал — впервые за несколько часов — Кэлли наконец начала разговаривать со мной, не применяя команд.
— Боюсь, я никогда не смогу забыть то, что произошло. Никогда не смогу смотреть на
На слове «это» ее голос дрогнул.
Как и мое сердце.
Хотелось бы мне быть мудрее.