Боря сжал челюсть и злобно сверкнул ожесточенным взглядом.
— А на семь лет не похуй? И почему у них разная фамилия?
— Меньше всего меня это волнует, вот честно.
Сплюнул кровь прямо на грязный пол убитой камеры предварительного заключения. Пульсация в голове становилась все сильнее и сильнее. Пожалуй, я был рад этим ударам, пусть мне будет плохо. Может эта боль станет напоминанием о том, какая я тварь.
Еся осторожно подходит ко мне с полным обмундированием и трусится, как тонкий листочек на шквальном ветру. Девочка, что ты сделаешь, когда узнаешь правду? Видит бог, я бы лучше вырвал бы себе сердце, чем позволил бы тебе узнать, но ты все равно узнаешь.
И будешь права, если просто забудешь о моем существовании. Сколько у меня времени? Прежде, чем оглушающая реальность раздавит все хорошее прессом?
— Я сгною тебя, я разотру твою жизнь в порошок! — валяясь на полу после пары ударов СОБра, шептал в пустоту. Падаль уже унесли на носилках в карету скорой помощи, и будь все проклято, но мне надо было бы приложить больше силы. Массивный ботинок находился прямо напротив моего лица. Они ждали. Ждали разрешения продолжить?
Тошнотворные всхлипывания наждачной бумагой скребли слух, словно мне по оголенных нервам водили. Бесит. Бесит. Лицемерная тварь, ты ведь все знала. Все знала и нагло улыбалась мне в лицо, поддерживая легенду брата о залетевшей бабенции.
— Это мы уничтожим тебя и все, что тебе дорого.
— Только попробуй к ней приблизиться, и я не знаю, что сделаю с тобой! Уничтожу просто!
Девушка усмехнулась и злобно прошипела:
— А я даже приближаться не буду, просто пришлю всю информацию о ее ненаглядном Андрее. Как думаешь, она будет в глубоком восторге, что любимый способствовал якобы ее обидчику избежать тюрьмы? — присела на корточки и продолжила извергать яд. — Я ее сразу узнала, а она меня нет. Малолетняя шлюха, которая только и может провоцировать на подобное, а потом бегать и кричать, что ее домогались!
Попытался встать, чтобы только она заткнулась, но меня придавило армейским ботинком.
— А знаешь, я когда-то мечтала стать той, для кого будет предназначаться этот щенячий взгляд. Но не сложилось. Так не доставайся же ты…
— Сука, ты просто сука, которую можно ебать в клубных туалетах и не более. Ты думаешь, я тебя помнил? Да выкуси, тварь, я впервые познакомился с тобой в больнице и плевать, что до этого трахал, оказывается, много раз. Я тебя не помню, я не помню таких шлюх!
Мне заломили руки и протащили на первый этаж, кинув в черный бус головой вперед.
Мягкое и невесомое прикосновение к лицу на минуту возвращает в реальность. Еся продолжает давиться слезами и пытаться себя сдерживать, но сильный тремор рук ярче всего говорит о волнении.
Она так нежно дезинфицирует и промывает раны, что мне хочется крикнуть: «Нет, не надо! Это все заслужено. Ты можешь добавить».