Спаси моего сына

Стоит рядом, по ощущениям смотрит так, как будто душу из него вынуть готова. Зачем он вообще с ней встретился? Зачем дал понять, что её методы ему нужны?

– Вы бы домой ехали, а? Кроссворды там поотгадывали. Соловьёва бы посмотрели. Ну чем там увлекается ваше поколение, м?

Даня перевёл взгляд на женщину, стоящую подле. До него только в последнее время начало доходить – она точно такая же, как Света. Или все те, кто окружал его, помимо сына, родителей и Сони. Им – тем самым «другим» – свои какие-то цели были нужны, а он вёлся на это, как последний идиот.

Хотя, почему – как?

– Так сделал, или нет? – потребовала ответа мать Софы.

И он взорвался. К ней шагнул, схватил за куртку. Дёрнул наверх. На лице её испуг, и от самого себя тошно стало.

– Сделал. Но на этом всё. Выматывайтесь отсюда, и чтобы я вас больше никогда не видел.

Верниковский с силой выпихнул тёщу за порог. Дверь попытался закрыть, но вместо этого закрыл лицо руками.

Дышать нужно, хотя, в последнее время кажется, что это какая-то роскошь, которой не заслужил.

Он ведь и вправду поехал к Дарьялову с чётким пониманием, что рецепт, предоставленный тёщей, вполне себе действенный.

Всего лишь нужно было, учитывая то, что случилось в прошлом с новым любовником Сони, сказать о ребёнке. Когда его бывшая тёща об этом заговорила, уцепился за предоставленный шанс руками и ногами. А сейчас так тошно было, хоть на стенку лезь.

– Дань, ты сейчас так зря. Эта дурёха к тебе вернётся. Как пить дать! Но всё лишь потому, что мы с тобой грамотно всё сделали.

Верниковский захлопнул дверь, а сам к ней спиной прислонился и закрыл глаза. Сам ведь поехал к Дарьялову. В кабинет его входил, а у самого руки в кулаки сжимались от понимания, что Саша ездит к его бывшей жене и ее имеет. И нужно было бы, наверное, попросту выпустить пар, хотя, сильно сомневался в том, что выйдет из этой схватки победителем. Но он предпочел тогда послушать тёщу.

Перекинулись парой слов о том, что впереди суд. Дарьялов дал понять, что будет свидетелем. Без лишних слов. Он вообще все слова и решения свои чётко высказывал. А потом Даня о желании жены заговорил. О том, что Соня малыша хочет. И Сашу триггернуло. Он это видел. Как Дарьялов с лица спал, словно его только что к гробу собственного ребёнка склонили.

Это было неправильно. Бить вот так – по самым болезненным точкам. И сейчас Верниковский это понимал. Жаль, поздно, когда всё уже было сделано.

– Пап! А мы с бабушкой на площадку собрались! – с восторгом заявил Марк, и Даня машинально бросил взгляд на часы.

Пять вечера. Почему-то отметил это, как будто важным было.

– Окей, – улыбнулся сыну. – Но помнишь же, да..?

– От бабушки не отходить! Гуляем только там, где ты разрешил! – отрапортовал Марк, и когда Верниковский кивнул и взъерошил волосы сына пятернёй, умчался собираться на прогулку.

***

– Сонь, блин! Я не знаю, что тут сказать, – растерянно выдохнула Юлька, прибывшая ко мне на следующий день после того, как мы с Дарьяловым расставили точки над «ё».

– А ничего и не говори. Всё ясно и так.

Пожав плечами, беру чашку с молочным улуном, заботливо заваренным подругой, и, сжав горячий фарфор ледяными пальцами, застываю.

Только что выдала Юле историю своей недо-любви. Или недо-отношений? Ведь о любви именно с Сашей речи не шло. Я просто растворилась в том, что у нас с ним было, а случай в лице моего бывшего мужа решил вмешаться. И Дарьялов, вместо того, чтобы попросту обсудить сложившееся со мной, сделал свои выводы. Вот и всё.

– Не, погоди, Соф. Тут разобраться нужно.

Юлька отставляет опустевшую чашку, подаётся ко мне. Смотрит на меня внимательно.

– Саше, значит, на уши Верниковский присел, так?

– Так, – киваю я. – Только этот факт ничего не значит. Важно, что Дарьялов послушался и пошёл у него на поводу.

Юля делает глубокий вдох, качает головой.

– У Дарьялова своё прошлое. Ты ведь это знаешь.

Да, я это знаю. И знаю, что если бы сейчас это самое прошлое не тронули, у нас с ним был бы совсем другой разговор. Причём – отложенный на тот срок, что нужен нам обоим.

– Юль… мне сейчас просто бы отдохнуть. Лечь, заснуть… хотя бы восемь часов без сновидений выматывающих. Восстановиться я хочу, вот и всё.

Подруга кивает. Садится рядом и по волосам меня гладит. Рыдать хочется, только и на это сил никаких нет. Я просто прижимаюсь к тому человеку, который за это время стал единственно близким. Делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

Перед ними тотчас – картинка из сна. С той лишь разницей, что в сновидениях я ничего не могу с ней поделать, а сейчас вроде как в силах отмахнуться.

Сама не могу понять, когда засыпаю. Мне снова чудится, что нахожусь на пожаре. Языки огня лижут крышу, взвиваются в небеса. Рядом неясная фигура. Я от неё прячусь за хлипкой дверью, а в неё стучат… Тук-тук-тук… ТУК-ТУК-ТУК!

Подскакиваю, как будто меня ударили. На Юльку смотрю, а она ресницами хлопает в недоумении.

– Что это? – выдавливаю из себя.

– Не знаю, – шепчет подруга. – Ломится к нам кто-то.

Я вскакиваю и устремляюсь в прихожую. Всё кажется, что это Дарьялов. Приехал сказать что-то важное, что мне так нужно знать.