Спаси себя сам (СИ)

— Скажи спасибо, сука, что я не посадил тебя, иначе гнил бы уже давно в сырой земле, — шипит он, свой голос совсем не узнавая. — Таких, как ты, любят по ту сторону решетки, — усмехается и едва сдерживается, чтобы в лицо ему не плюнуть. — Тебе однозначно не понравилось бы.

— Чонгук, что ты делаешь, отпусти парнишку, — уже громче и отчётливее произносит доктор, проходя внутрь палаты. — Чонгук! — прикрикивает, когда тот не реагирует. — Вы в больнице, вообще-то, выйдите прочь. А вы, молодой человек, останьтесь, — обращается к Тэхёну, — нам нужно серьёзно поговорить…

Тэхёну не хочется Чимина оставлять с Чонгуком наедине, потому что один из них может не выжить после этого, но жизнь Юнги тоже нельзя оставлять просто так. Тэхён не знает, как поступить, поэтому долго губы кусает, поглядывая на дверь, за которой скрылись парни. Он слушает доктора вполуха, но всё же ловит в его голосе нотки тревоги.

Значит, Юнги не в порядке…

***

— Мразь! — выплёвывает Чонгук, припечатывая Чимина к стене на лестничной площадке между вторым и третьим.

Чимин дышать нормально не может, внутри всё болит, когда тот бьёт прямо в живот, заставляя согнуться пополам. Он даже голову поднять не успевает, как его за горло хватают, доступ к кислороду перекрывая, и давят сильно-сильно, до разноцветных бликов перед глазами. Чимин хватается за руку, старается разжать её, но не выходит, силы покидают его. Чонгук отпускает его, только когда уже глаза закатываться начинают, и он на пол валится безвольной тушей, утыкаясь лицом прямо в холодный цемент. Он ищет телефон в кармане своей толстовки и пытается написать что-то, хотя перед глазами всё плывёт и он даже буквы не различает, с трудом складывая их в слова.

«Кто ты?»

Тот только смеётся надрывно, на экран телефона глядя. Чимин такой жалкий, что ему на секунду даже за него обидно становится. Но только на секунду, не более.

— Чон Чонгук, брат Чон Ын Ха, — шипит он, снова пиная его, — твоей, сука, жены.

Чимин распахивает в ужасе глаза, сплёвывая кровь на пол, прямо под ноги. Ему думается, что это галлюцинация, но Чонгук выглядит убедительно.

«Она в порядке?» — набирает на телефоне и понимает, что он делает это, только потому что ему позволяют. Иначе давно телефона в его руках не было бы.

— Нет, сука, она не в порядке, — рычит тот, а в глазах его — ненависть слоями друг на друга накладывается. — Зато ты, я смотрю, слишком доволен жизнью, — презрительно, даже морщится отчего-то. — Слышал, ты со своей шлюшьей жизнью завязал, — задумчиво шипит, за волосы его вверх оттягивая и вынуждая встать на ноги, — пора бы вспомнить те времена, не считаешь?

Чимин не считает. Воспоминания в его сознании до сих пор болью невыносимой отдаются, снова вспаривая едва затянувшиеся раны. Он так не считает, проклиная каждый день того своего существования, за которое не стыдно, а противно. Чимин мотает отрицательно головой, на злобный взгляд напротив натыкаясь, но не ретируясь.

— Помоги мне, и я не посажу тебя за решетку, — выдыхает Чонгук устало, внезапно находя выход из всего. — Тут такое дело: маньяк промышляет убийством шлюх, поймать бы его, понимаешь?

Чимин не понимает. Не понимает, при чём здесь он. И явной издевки в голосе не понимает, и насмешку почти не слышит, хотя тот её даже скрывать не пытается, потому что ненавидит так, как никогда и никого не ненавидел. Чонгук за сестру готов не только Чимина на тот свет отправить, а каждого, кто на неё посмотрит не так. Но Чимин в этом списке определённо первый.

— Последние две жертвы работали в клубе, где я Юнги нашёл. Он ведь тоже, да? — Чимин сам не понимает, почему кивает. — Нам бы на живца его, с поличным, чтоб не отвертелся. Жалко своих под прикрытием отправлять, — поясняет Чонгук, и тот в ужасе замирает, осознавая и даже боясь дышать. — А вот тебя — ни капли, — без тени сожаления выплёвывает прямо в лицо. — Потому что тебе, мразь, давно пора сдохнуть, надеюсь, ты это понимаешь?

Чимин понимает, но.

Не хочет понимать.

У него перед глазами собственный образ холодного трупа стоит, ему не хочется это понимать. Он знает, что Чонгук не врёт, когда говорит, что своих жалко отправлять, потому что это значит, что полиция может не успеть. А свои… Они на то и свои, чтобы в обиду их не давать. Чимин — другое дело. Он же мразь, его можно. От этого как-то больно, и ком горло начинает царапать, как бы он его дальше протолкнуть не пытался — не проталкивается.

«Что с Юнги?» — пишет Чимин, отвлекаясь.

— Жив, — отвечает Чонгук коротко. — Благодаря мне, не забывай.

«Спасибо».

Чимин не забудет.

— В жопу себе его засунь, — отвечает тот, сплёвывая себе под ноги, и уходит прочь, хотя кулаки так и чешутся снова врезать ему.