Чимин какое-то время стоит, привалившись к стене, и дыхание восстанавливает, осознавая. Когда Юнги ему говорил, что из этого болота выбраться сложно, он не верил. Точнее, надеялся на лучшее. Если он выживет после этого, он хочет начать жить заново, не вспоминая о том, что было. Если он выживет, он хочет стать преподавателем и научить людей к другим относиться если не хорошо, то хотя бы с пониманием. У Чимина внезапно эта мечта в груди расцветает чем-то безумно тёплым и приятным.
Тэхён находит его спустя минут пять и обеспокоенно спрашивает:
— Чимин, о чём вы говорили?
Тот отрицательно качает головой.
— Чимин? — хмурясь, переспрашивает снова. — Что он сказал?
Чимин снова качает головой.
Он устал.
— Вы пятнадцать минут молчали здесь? — задумчиво допрашивает, хотя знает, что тот не ответит.
«Что с Юнги?» — набирает Чимин взволнованно.
— Доктор Ким сказал, что он будет в порядке, но они должны сделать ему пересадку кожи и… — не знает, как закончить, чтобы сильно не волновать.
Юнги жив, и Тэхён этому безмерно рад. Ему этого уже достаточно… а всё остальное они как-нибудь, да переживут, он верит в это.
«Цена вопроса?»
— Ну что ты сразу о деньгах? — хмурится Тэхён, хотя сам об этом думает. Ему в последнее время кажется, что всё упирается в деньги. Хотя, по сути, так оно и есть. Без денег — ты никто, но с деньгами ведь — ты тоже никто. Тэхён считает, что лучше быть бедным, чем конченой мразью, имеющей возможность купить всё и всех.
«У нас таких нет?» — спрашивает Чимин, хотя и сам знает ответ.
У них никогда не было возможности собирать деньги «на чёрный день». Очень жаль. Потому что таких дней у них в последнее время довольно много.
— Ну это пока нет, хён…
Да, Чимин это знает.
Как и то, что согласится помочь Чонгуку.
Сделка с совестью — сделка, которую Чимин готов подписать кровью.
========== Глаза не лгут ==========
Комментарий к Глаза не лгут
Если Вы читаете это, я благодарна ~
Если не читаете - тоже)
Бросайте, если чувствуете, что это слишком для Вас.
И делитесь со мной своими мыслями, я ценю это, спасибо♥
…Он оседает на пол после сильного удара, пошевелиться не находя сил. Он парализован, кажется, разве что дышать получается… и то — с перебоями. По телу мурашки бегут, и что-то холодное касается его шеи и ведёт неровную дорожку вниз, к ключицам. Он щекой в холодный пол врезается, прижимается к нему, вжимается. Скребёт короткими ногтями цемент, ломая их и сдирая подушечки пальцев в кровь..
***
Как объяснить всё это Тэхёну, Чимин не знает. Поэтому не ставит его в известность, хлопая входной дверью и уходя навстречу неизвестности, давящей на сознание болезненным отчаянием. Чонгук обещал ему относительную безопасность, но ему не верится в это от слова «совсем».
Чимин отлично понимает, что Чонгук не прибежит к нему по первому зову спасать, потому что не скрывает даже своей глубокой ненависти. И он это в его глазах видит и верит. Даже сомнений никаких нет по этому поводу. Чимин спрашивает его несколькими часами назад, мол, «Что мне делать, если будет больно?», потому что не хочет этого чувствовать. Никогда не хотел. «Терпи», — отвечает Чонгук безразлично. И Чимин просто кивает, проталкивая это слово внутрь и хороня его там, среди прочей ерунды.
Ему проводят инструктаж, всё, как положено: что можно делать, что нельзя, а что — обязан. Ему в ухо наушник тычут с прослушкой и отслеживающим устройством. Говорят, чтобы утверждал, что это слуховой аппарат. Он же немой, поэтому всё должно быть в порядке.
Чонгук отвозит его до места назначения почти в одиннадцать, и они ждут открытия клуба молча. Чимину тревожно немного от одного только взгляда на тяжёлую железную дверь, но он вида не подаёт, продолжая гипнотизировать яркую вывеску перед собой. Чонгук выпивает третий стаканчик кофе на голодный желудок, от холода трёт ладони друг о друга и на него даже не смотрит. Чимина тишина напрягает очень, он достаёт блокнот с маркером и что-то усердно пишет, потому так просто сидеть сил больше нет. Телефон ему запретили с собой брать, потому что через него можно многое выяснить. Он соглашается мысленно.
«А что будет, если я умру?» — отрывает маркер дрожащей рукой от бумаги и показывает Чонгуку. Он не хочет так рано, он не хочет так бесполезно, он не хочет, чтобы его помнили таким беспринципным.
— Ничего не будет, ты просто умрёшь, а я скажу тебе «спасибо» за это, — отвечает тот, поглядывая на часы и шумно выдыхая. Его немного раздражает вся эта ситуация, инициатором которой стал именно он. Он просто разозлился.
Чимин горько хмыкает и продолжает писать, затаив, казалось, дыхание. До этого неразборчивый почерк стал совсем непонятным сейчас, потому что это всё слишком страшно, чтобы происходить на самом деле.
«У тебя есть Ын Ха, у неё есть ты. У вас есть любящие родители, которые поддерживают. А у меня… у меня только Юнги и Тэхён. Больше у меня никого нет. Мне не ради кого жить, но это не значит, что я хочу умирать».