Спаси себя сам (СИ)

Чимин в чужие губы впивается, ластится, языком десна исследует, внезапную необходимость в этом чувствуя и проникая так глубоко, как только может. Его за волосы больно назад оттягивают, в лицо усмехаются и с протяжным «Какой хороший мальчик» снова в пухлые губы поцелуем вгрызаются. Чимин прокладывает влажную дорожку из своего дыхания прямо к подбородку, шее, ключицам. Придвигается ближе, целует влажно, ладонями накрывая грудь и возбуждённые соски между пальцами пропуская. Чимин сглатывает шумно, в ложбинку между грудей носом зарываясь, проводит вниз языком, оставляя влажный след и касаясь впалого живота губами.

Чимин овощ: он соображает на том уровне, на котором нужно подаваться навстречу и к чужому теплу ластиться. Чимин собственное возбуждение чувствует болезненно и отрешенно. Тянется за поцелуем снова, сквозь проходящее помутнение понимает, что от него действительно «блядством за версту несёт». Соглашается с этим, стягивая с себя последнюю одежду. И надежду. Если это уже так глубоко в нём, то не должно быть стыдно, обидно, больно. Но почему тогда это не проходит вместе с возбуждением, разрядкой, чужими губами на своих и чужими пальчиками на своём члене?

Чимин определённо сегодня кончился как человек.

И это неприятно осознавать.

========== Не самое подходящее слово ==========

Комментарий к Не самое подходящее слово

Следующая часть будет последней, поэтому да, мучениям придёт конец. Наконец.

Приятного прочтения~

…Он чувствует острую нехватку воздуха, сил, желания жить, сопротивляться, снова и снова давать себе оплеуху и вытаскивать за волосы из мрака. Он так устал распадаться на слишком мелкие осколки и потом не собираться воедино. Устал от усталости и от жизни в целом, кажется. Он не хочет больше расходиться по швам, моля о вечном и прекрасном — спасении. Он позволяет себе мгновенную слабость и закрывает глаза, абстрагируясь от боли во всём теле…

***

Чимин садится обратно к Чонгуку в машину около восьми утра, когда солнце уже высоко в небе. Он жмурит глаза, потирает ладонями лицо, прогоняя наваждение, которое всё не проходит. И вряд ли когда-нибудь пройдёт.

— Что он тебе дал? — первое, что спрашивает тот, тяжело вздыхая и выруливая с парковки.

«Таблетку», — пишет Чимин ему в ответ и даже не совсем соображает сейчас, что делает. В голове такая путаница, что пиздец просто.

— Ты должен слушать, когда я тебе говорю, — Чимин устало кивает, откидываясь на спинку кресла и упираясь стеклянным взглядом в вид за окном, который меняется с огромной скоростью, но Чимин, кажется, не замечает даже. — Чтобы я больше этого не видел, — Чимин снова кивает, так и не переводя на него свой взгляд. — Домой? — тот отрицательно качает головой, закусывая нижнюю губу. «Тэхён будет волноваться», — мелькает в голове, и он стыдливо взгляд вниз опускает, разглядывая свои руки.

Чонгук вздыхает тяжело и сворачивает в сторону участка, потому что неожиданно для себя понимает его стремление не оказываться дома. Там у Чимина берут кровь на анализ, чтобы выяснить, что за препарат он употребил, и даже кормят заказанной неподалёку едой, которая почему-то кажется совершенно безвкусной. Он даже не знает, как благодарить будет, поэтому долго думает над этим, пока не засыпает прямо на стуле, опустив голову.

И ему ничего не снится.

Впервые за долгое время он спит спокойно, потому что, как оказалось, в составе таблетки, которую он выпил, было вещество, вызывающее непреодолимую сонливость при выведении из организма. Чонгук будит его около девяти вечера и с ужасом замечает, что взгляд того всё ещё совершенно нечёткий. И не знает, что делать в такой ситуации.

— В лаборатории пока не выяснили точный состав таблетки, поэтому больше не пей её, — произносит он и помогает Чимину подняться на ноги, замечая лёгкий кивок и то, как его ведёт в сторону. — Заедем домой, а потом — сразу в клуб, хорошо? — Чимин снова кивает, словно до конца не понимая, что происходит.

Или даже без «словно».

Когда они приезжают на квартиру, Тэхёна дома нет, чему Чимин действительно радуется. Он идёт в душ, переодевается, берёт необходимые вещи и уходит, осторожно прикрывая за собой входную дверь.

В этот раз возле клуба они недолго сидят, прежде чем Чимин заходит внутрь. Чонгук ему снова повторяет все правила, запрещает наушник снимать, пить непонятные препараты, неизвестные напитки, терпеть, если будет запредельно больно. Снова напоминает о трёх хлопках в ладони и отпускает его.

— Чёрт возьми! — ругается он, ударяя руль ладонью, надевая наушники и регулируя звук.

Чонгука совесть мучает уже вторые сутки, потому что он не должен так поступать с Чимином, потому что не может заставлять его, потому что не имеет на это никакого права. В наушниках чьи-то голоса появляются, значит, Чимин уже внутри. И это заставляет напрячься и вслушиваться.