– Прости меня, – повторил Джеймс. Хотя его взгляд печален и полон боли, он впервые с тех пор, как все произошло, совершенно искренен. В этот момент Джеймс не сдерживался и ничего не скрывал – я видела в его глазах надежду и сожаление, и это заставляет меня дышать прерывисто.
Это – мой Джеймс.
Совершенно все равно, что между нами произойдет: он всегда будет частью меня, равно как и я буду частью его.
Эта мысль потрясла до глубины души и встряхнула мое крепко запечатанное сердце.
– Я вел себя как идиот, – прошептал он и поднял ладонь к моему лицу.
Все заготовленные мной слова исчезают, когда я ощущаю на щеке тепло его ладони. Мне приходится закрыть глаза, настолько этот момент прекрасен.
– Когда отец сказал о смерти мамы, казалось, будто мир обрушился на меня и погреб под собой. Я больше не мог ясно думать и разрушил то, что было у нас с тобой, и
Глубоко во мне что-то прорвалось – меня затопило волной чувств, которые я считала давно преодоленными.
Я медленно открыла глаза.
– Ты так больно ранил меня, – прошептала я.
Джеймс в отчаянии прошептал:
– Я так раскаиваюсь в том, что причинил тебе боль, Руби. Как бы я хотел отмотать все назад – чтобы этого никогда не было.
Я отрицательно помотала головой:
– Я не знаю, смогу ли это когда-нибудь забыть.
– Ты и не должна. И я тоже никогда не забуду. То, что я сделал в тот вечер, было самой большой ошибкой в моей жизни. – Он с дрожью набрал в легкие воздуха. – Я пойму, если ты не сможешь меня простить. Но ты должна знать, что я очень жалею об этом, всем сердцем, – он сомкнул губы и коротко глянул вниз. Потом усиленно заморгал. Я видела, что он борется со слезами. При этих его словах у меня самой защипало в глазах.
Джеймсу понадобилось какое-то время, пока он овладел собой.
– Мне ясно, что это не твоя задача – сделать меня счастливым, Руби. Я совсем не это имел в виду. Я не рассматриваю тебя как панацею от моих бед. Я просто не нашел подходящих слов. – Он провел ладонью по лицу. – Ты не обязана меня прощать. И мы не должны снова быть вместе. Я всего лишь хочу, чтобы ты знала, как много ты для меня значишь. Я не хотел бы жить той жизнью, частью которой ты не будешь.
Грудь Джеймса часто вздымалась и опускалась, глаза стали прозрачными. – Тот человек, которого ты узнала в Оксфорде… вот
Наша ночь в Оксфорде была лучшей ночью в моей жизни, однако с тех пор я не разрешала себе даже подумать об этом, потому что боялась на этом сломаться. Однако теперь я разрешила себе эти воспоминания. Я вспомнила о наших разговорах. О том, как он рассказывал мне о своих страхах и мечтах. Как мы поддерживали друг друга.
То, каким Джеймс был сейчас, напомнило об Оксфорде. В этот момент он снова был тем человеком, который открылся мне тогда в первый раз. Мужчиной, в которого я влюбилась.
Я сделала осторожный шаг вперед и обвила руками его талию.
Джеймс замер, как будто это было последнее, чего он ожидал. Я затихла, когда он осторожно обнял меня дрожащими руками, как будто забыл, как надо меня обнимать. Я закрыла глаза, когда он нежно провел ладонями по моей спине, нашептывая извинения.
Через некоторое время мои ладони соскользнули ему на бедра, и пальцы сжались на ткани его брюк. Джеймс коснулся губами моего виска.
– Мне так жаль, – снова пробормотал он.
– Я знаю, – прошептала я.
Так мы стояли под люстрой посреди Бойд-холла, прямо перед техническим пультом. Джеймс держал меня мягко, поэтому я могла в любой момент высвободиться из его объятий, если бы захотела. Но до этого не дошло, ведь уже целую вечность у меня не было такого чувства – как будто я после долгого странствия вернулась наконец домой.
Нежные руки Джеймса на моей спине, теплое дыхание щекочет волосы, а его грудь вздымается и опускается в такт с моей, в то время как шепот слов дает мне чувство, что, может быть, у нас еще есть надежда.
19
Эмбер
Макстон-холл – это просто безумие.
Разумеется, уже тогда, когда Руби подала заявку на стипендию, я смотрела в Интернете фотографии этой школы, но реально увидеть здание, с башнями, высоким фасадом и мягкими сводами окон, – это совсем другое.
Руби еще не успела даже как следует выйти из машины, как я уже почти пересекла парковку. Мне с трудом удалось спасти длинный подол моего темно-зеленого платья от грязи. Ночью прошел дождь, и его следы оставались повсюду. Хотя мы сделали фотоснимки платья для блога, но мне бы не хотелось заявиться в грязном платье на мою первую вечеринку в Макстон-холле.
– Погоди, Эмбер, – окликнула меня Руби, когда я дошла до больших кованых ворот, через которые можно было попасть во двор Макстон-холла. Они были украшены витиеватым орнаментом, который в верхней точке свода складывался в инициалы школы.
Вид был ошеломляющий.
Я достала телефон, включила фронтальную камеру и подняла ее вверх. Я пыталась захватить в кадр как можно больше себя самой, ворот и школы на заднем плане, но получалось все совсем не так, как я себе это представляла.