– Мою деревню не знает никто, – медленно произнесла я. – Поэтому ты определенно не единственный.
– Значит, ты пришла сюда с кем-то как «плюс один»? – спросил он и с интересом ждал моего ответа.
– Я пришла сюда с сестрой. Она учится в Макстон-холле уже больше двух лет.
– Я очень рад за нее, – выпалил Рен.
Я озадачилась, что же он хотел этим сказать.
– Почему?
Тут Рен заулыбался по-настоящему – показав зубы и маленькие ямочки в уголках рта.
– Ну, если бы твоя сестра не училась в нашей школе, мы бы с тобой никогда не познакомились. А это был бы поистине стыд и позор. Или нет?
Два последних слова он произнес шепотом и так интимно, что я покрылась гусиной кожей. Я смогла лишь кивнуть, как будто он меня загипнотизировал, хотя в голове звонили колокола тревоги, призывая к осмотрительности.
– Что ты так смотришь, Эмбер? – тихо спросил он, и его улыбка медленно затухла.
Он сделал шаг, и мы оказались почти вплотную друг к другу. Не пришлось бы даже протягивать руку, чтобы прикоснуться к его руке. Мне уже было интересно узнать, как бы это ощущалось. Теплая ли у него кожа.
Я поневоле закашлялась.
– Я…
Рен придвинулся еще ближе. Настолько близко, что я чувствовала его дыхание у меня на виске. И я снова почувствовала желание оглянуться, но подавила его.
– А давай, может быть, куда-нибудь скроемся, где мы могли бы немножко лучше…
– Рен, – перебил его низкой голос, и этот голос вырвал меня из оцепенения. Я тут же отступила на шаг назад и обернулась.
Это был Джеймс Бофорт.
Джеймс, который разбил сердце моей старшей сестры.
Джеймс, который целовал другую девушку и из-за которого Руби все Рождество вела себя, как зомби, больной от любви.
Меня окатило волной ярости, а он продолжал говорить:
– Как я вижу, ты познакомился с сестрой Руби, – произнес он голосом, лишенным каких бы то ни было интонаций.
В глазах Рена появилось странное выражение:
– Сестра Руби?
Я медленно кивнула и растерянно переводила взгляд с одного на другого.
– Кажется, у меня хороший вкус, – продолжал Рен чуть ли не шуточным тоном, который уже не имел ничего общего с прежним его сокровенным бормотанием. – Поэтому если ты по-прежнему не против…
– Я думаю, Эмбер против. О чем бы тут ни шла речь. Иди, Рен, – снова вклинился между нами Джеймс. Его тон был авторитарным и не допускал никаких возражений. Интересно, он всегда так разговаривает с друзьями? И если да, то как они это терпят?
Улыбка сошла с лица Рена, и он вдруг стал раздраженным. Он помотал головой и пробормотал какое-то нецензурное ругательство. Затем снова взглянул на меня:
– Я действительно хотел бы продолжить наш разговор, Эмбер.
В следующий момент он нагнулся ко мне и поцеловал в щеку.
Я не успела ничего ответить, как он развернулся и скрылся в толпе. Я потрогала щеку в том месте, куда он меня поцеловал, а Джеймс в это время смотрел вслед Рену испепеляюще-яростным взглядом. Почему вдруг сложилось такое чувство, что Рен поцеловал меня только для того, чтобы досадить Джеймсу?
– Извини, Эмбер, – пробормотал Джеймс.
И бросился догонять Рена, а я осталась в баре.
Джеймс
Я нашел Рена снаружи, во входном холле, вместе с ребятами. Когда я подошел к их тесному кружку, Сирил поднял руку:
– Бофорт! Чему мы обязаны такой честью?
Я проигнорировал его и уставился на Рена.
– Что ты себе надумал? – наехал я на него.
Он не ответил на вопрос, лишь отхлебнул большой глоток алкоголя из фляжки.
– Рен.
Он закатил глаза:
– Я всего лишь с ней поговорил. Не делай из мухи слона.
– Она сестра Руби, черт возьми. Держись от нее подальше.
Рен презрительно фыркнул:
– Мне поднадоело учитывать твое мнение.
Я насмешливо вскинул бровь:
– Учитывать мое мнение? Когда ты вообще учитывал чье-либо мнение?
– Знаешь что, Бофорт? А не пошел бы ты, – ответил он, одним глотком опустошил фляжку и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Рен, – предостерегающе сказал Кеш.
– Нет, Кеш. С меня довольно того, что надо принимать во внимание чувства Джеймса. – Рен снова повернулся ко мне: – Все, что ты нам проповедовал летом, было лишь пустой болтовней. И теперь ты прогуливаешь тренировки ради того, чтобы торчать в этом гребаном оргкомитете, ты уходишь с вечеринки, чтобы повидать подружку, а сам корчишь из себя святошу, когда я хочу кого-нибудь подцепить. А у меня такое чувство, что тебе на нас глубоко плевать. Ты даже не слушаешь, когда ребята что-то пытаются рассказать.
– Полный бред, – ответил я.
Он только помотал головой:
– Знаешь что? Занимайся собственными делишками. В конце концов, это ты умеешь лучше всего.
Я растерянно смотрел на него:
– Понятия не имею, о чем ты.
Рен отвернулся, сделал два шага прочь, чтобы тут же снова развернуться, энергично ткнув пальцем в мою сторону:
– Вот об этом я и говорю, – прошипел он. – Я уже целую вечность пытаюсь нормально поговорить с тобой, но тебя это вообще не интересует.
– Да брось ты, Рен.
В глубине души я знал, что он прав. Когда мы тусовались вместе в последний раз, он сделал намек, который я просто пропустил мимо ушей, потому что был весь в мыслях о Руби. Теперь меня начала мучить совесть.