— Инда не зря видать… Недалече, гляди-ка, едут — убо к острогу везут не таясь.
— Гнилое место зде, братья, — мрачно сказал Бартоломей, щурясь на острог.
— Не плюскай!
— Помяни мое слово.
Тем временем из лесу выехали Аким и Савка — каждый управлял пустой телегой. Увидев безоружных и бестележных братьев своих, лица их вытянулись от удивления.
Пока все обменивались рассказами Филипп думал, присев на кочку, а потом подошел к братьям. По лицам их видно было, что ждут они уже от него каких-то решений.
— Едем в посад, — объявил он, — а там мы с Акимом и Антоном сходим в острог. Потолкуем с воеводой.
Частокол стен Нерчинского острога был невысоким, а вот дозорные башни повыше даже чем в Томске — видимо из-за крутого рельефа вокруг — сплошь горки, холмы, увалы да изломы.
Завадский, Аким и Антон миновали угол острога и пешком вместе с худым обозом на котором везли уток и рыбу, вошли в острог через главные ворота. Тут же вышли на них суровые караульные казаки.
Аким, любивший и умевший важничать, не дожидаясь вопросов помпезно объявил:
— Начальник томского казенного каравана с посланием от томского воеводы!
— Почто пеши, начальник? — охладил его пыл один из казаков с подбитым глазом.
— Еже тебе за дело! — рассердился Аким. — Лошади наши в посаде с караваном!
Завадский протянул старшему казаку бумагу.
— Пускай отведут нас к воеводе.
Казак оглядел богато одетого Филиппа, опустил глаза на бумагу.
— Нету воеводы, — сообщил он возвращая бумагу.
— Когда будет?
— Доложить позабыли. — Усмехнулся казак. — Второй дни нету. Ступай ежели хочешь к дьяку в приказную избу.
Делать нечего — Филипп решил пойти, потолковать хотя бы с дьяком. Ярыжка тут же на чурке записал их имена в большую книгу, размером чуть меньше него самого и пока он записывал, Завадский заметил, что тот ставит возле их имен какие-то пометки. Приглядевшись, он увидел, что напротив имени Акима написано «гусь чванливай», напротив имени Антона — «разбойная рожа», а сам Филипп поименован был «архиереем с большой дороги».
Завадский хмыкнул и направился с братьями в центр острога, где размещалась привычная уже деревянная церковь. За нею как говорили, находилась приказная изба. Филипп обратил внимание, что Нерчинский острог немного отличался от всех ранее виденных им острогов. В частности к северной стене его был пристроен как бы еще один внутренний маленький острог прямоугольной формы со стенами из тынов той же высоты, что и частокол основных стен. Над ними возвышались башенки хором с резными петушками. Ворота, ведшие в этот мини-острог были закрыты, у них стояли два высоких статных стрельца с бердышами — более похожих на тех, которые ограбили их обоз. Завадский догадался, что этот внутренний мини-острог был местом обитания высшей власти — воеводы и вероятно какого-нибудь дьяка или письменного головы.
В приказной избе было многолюдно, шумно и в целом встретили их высокомерно. Завадский даже испытал дежа вю — будто пришел в какую-нибудь госконтору за справкой. Какой-то мелкий служилый велел встать им в общую очередь, состоявшую из разночинной публики — от подобострастных холопов, падавших на колени, едва доходила до них очередь до каких-то важных пузатых священников. Более всех уверенно себя держали здесь всякие целовальники и подьячие посланные с бумагами из земств. Ярыжные собратья принимали их радушно и без очереди, обмениваясь шутками-прибаутками. Профессиональная солидарность.
Аким разумеется, терпеть такого не стал. Он обернулся, со скепсисом поглядел на Филиппа и Антона.
— Ну? Еже встали яко девки на смотринах?! — произнес он отрезвляюще и нагло расталкивая локтями толпу попер прямо на дьяка, сидевшего за отдельным столом в дальнем конце избы.
Опомнившиеся Филипп и Антон поспешили за ним. Никто не решился их остановить.
Дьяк — полный, тестолицый, со сверкающей лысиной, устремил на них слегка удивленные глаза.
— А ну сказывай, еже за плищь [неразбериха] у вас в разряде деянится?! — гневно вопросил Аким. — Разбойники ни даже под острожными стенами без зазору важных гостей пищалями стращают!
— С челобитной тудыть! — кивнул куда-то в сторону ничего не понявший дьяк и тут же позвал какого-то Прошку.
Тотчас подскочил худой подьячий с улыбчивым лицом, но ничего делать не решался — просто стоял подле.
— Я те дам тудыть! — Аким схватил дьяка за отвороты ферязи, потянул из-за стола.
Худой подьячий дернулся было к ним, но Антон взял его одной рукой за шею.
Филипп заметил, что кругом воцарилась тишина, только подьячий хрипел, да дьяк часто дышал. Медленно обернувшись, он увидел, что все замерли и смотрят на них. Почему-то вспомнились эпитеты, которыми наградил их ярыжка в книге. Вот стало быть, как их видят со стороны — разбойниками. К собственному удивлению, Завадскому стало стыдно, и одновременно обидно за братьев.
— Ладно, — сказал он тихо, — пойдем отсюда, братья.
Едва они вышли на улицу, тотчас раздались нарастающие оглушительные пересвисты на разный манер, лай собак и топот копыт.
— Воевода! Воевода едет! — закричали с разных сторон.