Спаситель мира

— Когда сын впервые привел Эмили, я решила, что учителя послали ее проводить Уилла домой. Казалось, она страшно горда столь серьезным поручением. — Виолет закусила губу. — В ту пору Уилл еще худо-бедно посещал занятия… Он оставил нас с Эмили на кухне, а сам закрылся у себя в комнате. Я собралась поблагодарить девушку за любезность, а она улыбнулась, как улыбаются по уши влюбленные, и сказала, что познакомилась с Уиллом в метро. Вроде бы обычная девушка, вежливая, обходительная, но в ее взгляде читалось какое-то отчаяние. «Чего она от нас хочет?» — удивилась я и, по-прежнему считая ее появление случайным, спросила, что натворил мой сын. «Ничего особенного ему творить не пришлось», — ответила Эмили. Неизвестно, кто из нас в тот момент смущался сильнее… — Виолет жадно глотнула воздух. — В итоге, Эмили осталась у нас ночевать.

— В комнате вашего сына? — изумленно вскинув брови, поинтересовался Латиф.

— Не забывайте, детектив, я страшная собственница! — улыбнулась Виолет. — Я постелила ей в гостиной, на диване.

— Как отреагировали родители девушки?

— Разумеется, я им позвонила. Эмили отговаривала, однако я настояла на своем. Я ждала проблем, ну или как минимум неприятных вопросов, но отцу Эмили было совершенно все равно. По его словам, подобное случалось постоянно.

— Видимо, он не из собственников.

— Похоже на то, — кивнула Виолет. — Нам не пора выходить из машины?

— Да, конечно, — отстегивая ремень, проговорил Латиф. — После вас, мисс Хеллер.

Лишь пропустив велосипедиста, законопослушная Виолет распахнула дверцу и грациозно выбралась из салона. Латиф на секунду задержался и хмуро посмотрел на себя в боковое зеркало. «Ты с ней флиртуешь! — сказал он своему отражению и недовольно поморщился. Он частенько шутил со свидетелями и даже с потерпевшими, особенно с трудными, однако в этом деле излюбленная тактика результатов не приносила. — Осторожно, профессор Уайт, не то дошутишься!»

Судя по всему, волновался он напрасно. Виолет ежилась от холода и, не замечая взглядов прохожих, с нетерпением ждала его. Женщины смотрели оценивающе, отмечая простоту ее одежды, мужчины беззастенчиво глазели на лицо. Выбравшись из машины, Латиф сообразил, что Виолет о чем-то говорила, а он прослушал.

— Что вы сказали, мисс Хеллер?

— Просто хочу, чтобы вы правильно поняли… — Обращаясь к Латифу, Виолет смотрела не на него, а на закрывающую люк решетку. — Вероятно, болезнь Уилла обострилась по моей вине, но началась она не из-за меня.

— Насколько мне известно, шизофрения имеет генетическую природу, — осторожно напомнил Латиф.

— На самом деле никому не известно ни откуда она берется, ни как лечится — вообще ничего! — обессиленно ссутулившись, посетовала Виолет.

— Мисс Хеллер, вы ошибаетесь! — Латиф кашлянул в кулак. — Благодаря электроэнцефалограмме изменения структуры мозга у заболевших фиксируются графически, а благодаря новейшим лекарственным препаратам шизофрения успешно лечится. К примеру, хлорпромазин, который принимал ваш сын…

— Хлорпромазин! — с горечью воскликнула Виолет. Она повернулась спиной, но Латиф без труда представлял ее презрительную ухмылку. — Знаете, с чего началось активное использование хлорпромазина в психиатрии? С банальной оплошности! Прежде его считали транквилизатором и применяли в хирургии! — Виолет кивнула своим мыслям. — Доктора понятия не имеют, почему шизофреникам помогает хлорпромазин или клозапин, или любое другое чудодейственное средство! Они же пальцем в небо тычут! Короче, вполне можно сказать, что шизофрению вызывает сахарная пудра!

— Матери с гипертрофированным собственническим инстинктом ее точно не вызывают! Такую версию мне слышать не доводилось!

— Детектив Латиф, болезнь Уилла обострилась по моей вине! — повернувшись к нему, заявила Виолет.

Ну что тут скажешь? Латиф беспомощно озирался по сторонам — где же инспектор Лео Мартинес из двадцать третьего участка, который якобы патрулирует перекресток? Виолет снова отвернулась к чугунной решетке, и Латиф ощутил собственную неловкость, неадекватность, никчемность. Обычно подобные чувства накатывали только по выходным. Неоспоримым преимуществом его работы было то, что она в принципе исключала неловкость и смущение. «Смущение — привилегия живущих в Верхнем Ист-Сайде», — сказал однажды отец. Али тогда рассмеялся, но афоризм запомнил. Сейчас он превратился в беспомощного наблюдателя, даже хуже — в свидетеля, и умирал от неловкости, несовместимой с его служебным положением. С каждой секундой Латиф все больше злился на Мартинеса. «Пусть только появится, сразу перца задам!» — злорадно подумал детектив, и ему стало чуть легче.

— Вам про эту решетку говорили? — неожиданно просила Виолет. — Про эту решетку на люке?

— Если честно, не знаю. Дежурный инспектор…

— Там внизу комната, — объявила она.

— Какая еще комната?

Виолет нагнулась и заглянула за решетку.

— Вижу кровать, на ней чьи-то вещи и синий чемоданчик.

Латиф опустился на корточки рядом с ней.

— По-моему, это не кровать! — возразил он, чувствуя себя абсолютно никчемным и беспомощным. — Скорее, одеяло или что-то вроде…