«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Потом провели в один из корпусов, поместили в одну из коридорных комнат второго или третьего этажа.

В комнате было 2–3 человека. Не было ни столов, ни коек – как видно, комната была нежилая.

Одним за другим сюда стали прибывать люди из разных тюрем города. Все в недоумении: почему их сюда привезли?

Поскольку у каждого прибывшего на руках имелось обвинительное заключение, пришли к выводу, что нас здесь будут судить, – но когда?

Некоторые высказывались, что сегодня. Но были основательные возражения. Если сегодня, то, согласно Конституции, обвинительное заключение должно быть вручено за 72 часа до суда… Причем все прибывающие привлекались по 58-й ст. Уголовного кодекса с теми или иными пунктами.

Примерно часов в 10 утра в комнату пришли два конвоира и сказали мне взять свои вещи. Я взял. Они повели меня в следовательский корпус и поместили меня в отдельную комнату.

У охранявшего меня солдата я спросил разрешения присесть на один из свободных стульев, но он не разрешил.

В течение примерно 4–5 часов я был вынужден стоять на своих слабых ногах.

В 3 или 4 часа дня меня вывели из этой комнаты и повели в другую.

В ней стоял большой стол, покрытый красным сукном. За столом сидели три солидных человека среднего возраста, одетых в белые костюмы. Как я потом узнал, один из них был председателем суда, а двое других – заседателями.

С левой стороны комнаты у входа стоял маленький столик, за которым сидел молодой человек в форме сотрудника НКГБ.

14. Процедура суда

Не успела за мной закрыться дверь, как председатель суда объявил: «Сейчас будет Суд! Вас будет судить Военная коллегия Верховного суда Союза ССР»[45] – и зачитал состав суда[46].

Конечно, я ни одной фамилии состава суда не запомнил. Соблюдая некоторую формальность правосудия, председательствующий суда меня спросил:

– Нет ли отвода состава суда?

Так как я никого из состава суда не знал, а главное, абсолютно не чувствовал за собой никакой вины перед своей Родиной и партией, то мне было безразлично, кто именно будет разбирать мое дело.

Я знал только одно: мое дело будет разбирать Советский суд, самый справедливый в мире, руководствующийся исключительно революционной законностью и справедливостью.

У меня была большая вера в справедливость Советского суда: следовательно, отвода никому из судей не было.

Суд был закрытый, защитника и прокурора не было[47], а также на суд не были вызваны лица, оговорившие меня.

Председатель спросил мою фамилию, имя, отчество, возраст и т. д.[48]

На все вопросы я дал соответствующие ответы.

– Получили ли вы обвинительное заключение?

– Да. Получил, сегодня в 4 часа утра, но я его не читал и читать не мог вследствие отказа мне в выдаче очков.

– Это не суть важно. Я сейчас его вам зачитаю.

Находясь в сильно возбужденном состоянии, отягченным четырехчасовым стоянием на слабых ногах, я при всем желании хоть что-нибудь уловить из обвинительного заключения ничего уловить не мог.

Я не понял, в чем я обвиняюсь. Какое я сделал преступление перед своей Социалистической Родиной и Коммунистической партией; на основе каких фактов, каких материалов состряпали обвинительное заключение?

После зачтения заключения председатель обратился ко мне с вопросом:

– Почему на вас наговорил Рудый?

– Вызовите Рудого в суд и спросите у него.

– Исключались ли вы из партии?

– Нет.

На этих двух вопросах судебная процедура Верховного суда Союза ССР была закончена.

Соблюдая судебную формальность, председатель суда предоставил мне последнее слово.

Поскольку я считал себя невиновным, я заявил:

– Прошу суд из-под стражи меня освободить и дать мне возможность идти работать так же честно, как я работал до ареста на благо своей Родины.

Председатель суда заявил:

– Суду все ясно!

Вспоминая эту злосчастную процедуру, я все же должен со всей ответственностью сказать, что для меня было непонятно, да и сейчас еще непонятно, что же суду было «ясно»?

Суд удалился на совещание и спустя 5 минут возвратился в зал заседания и от имени РСФСР зачитал приговор: по ст. 58 п. 1а и п.11 приговорил меня к 15 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет и конфискацией принадлежащего мне личного имущества[49].

Приговор зачитали, мне сказали подойти к секретарю суда.

Я подошел, мне подали протокол суда и ручку. Я все это взял в руки и в каком-то полузабытьи расписался в протоколе.

После окончания судебной процедуры в зал вошли два солдата, взяли меня под руки и повели к выходу, и тут я от возмущения этой судебной бутафорией громко закричал: «Невинного человека гоните на 15 лет на каторгу!»

После моего возмущения один из конвоиров схватил меня за руку и стал ее крутить до нестерпимой физической боли, и все это происходило в судебном зале на глазах членов суда, которые спокойно созерцали это издевательство надо мной.

Два охранника повели меня в одну из камер тюрьмы, предварительно меня обыскали и водворили в камеру.

Когда меня ввели в камеру, там уже было несколько человек из вновь осужденных.