Я открыла рот, да так его и закрыла, а щёки налились румянцем. Отчаянно пряталась за вышивкой. Мама и бабушка продолжали делиться своими мыслями по поводу моих возможностей создать семью. Бабушка уверяла, что партию мне следует найти как можно скорее, пока мой мозг окончательно не взорвался «в оплоте безнравственности» – ВША.
Ложась спать, я быстро проваливалась в сон, но отчего-то все каникулы просыпалась посреди ночи. Долго ворочалась, но, в конце концов, всегда вылезала на крышу и сидела там до восхода солнца. Белый, слепящий диск всегда поднимался медленно и неторопливо, окрашивая небо и проплывающие облака оттенками розового. В такие минуты мне нравилось подняться во весь рост и отвернуться от солнца. Я с восхищением смотрела на тёмную часть ещё спящего Йелана. Мимо могли пролететь ласточки, каждое утро перехватывающие эстафету городских полётов у ночных летучих мышей. Такая контрастность, когда окна отливают золотом солнечного света, а стены домов ещё томятся в тени, всегда привлекала моё внимание. Но хорошему всегда приходит конец, и мне каждый раз приходилось покидать черепицы, влезая в окно комнаты.
Мои волосы прекратили менять свой облик. Они остановились на лимонно-жёлтом. Папа, вернувшись из поездки назвал меня оригинальной.
– Успокойся, милая. Отрастёт натуральный цвет.
– А сейчас мне что делать?
– Ходи с этим, – хохотнул папа.
– Да, – грустно подтвердила мама. – Я свои волосы доверяю лишь одному мастеру в городе. И тебя другому не доверю. Только у него, Альва, заболел дедушка. Обещал вернуться через месяц.
Безнадёжно. С другой стороны, мама согласилась выпустить меня с этим ужасным цветом волос. И я, наконец, отправилась к Костроуну. Повидаться с Тадеусом. Я привычно собрала волосы в два пучка. Надела лёгкий летний сарафан и повязала талию широким плотным ремнём. Со стороны может показаться, что мне позволили даже от корсета отдохнуть, но так решат лишь мужчины. Любая девушка в городе понимает, что, если корсет не надет поверх одежды, значит он затянут под ней, поверх нижнего платья. А благодаря новой моде, к исподнему добавился турнюр (Жан бы назвал это приспособление «подушкой для попы» и был бы прав). Ужасно неудобная вещица, но, как говорит мама, делает мою фигуру женственнее. Это, в свою очередь, радует помешавшуюся на моём замужестве бабушку. Меня вновь оставили без вариантов.
Я знала, что отец Жана с самого утра куда-то уехал. Уехали почти все алхимики, состоявшие в Братстве Орла. Друга о своём приходе не предупреждала, уверенная, что обязательно застану его дома. Так и оказалось.
– А я даже знаю, что ты не ко мне, – с порога сказал Жан. – Только отец его с собой забрал.
– Как? Куда? Зачем?
– На встречу с Братством, – сухо ответил друг.
– Но!
– Уйдёшь?
– Нет, – я облокотилась о дверной косяк. – Я уже сказала маме, что к тебе иду. А когда он вернётся?
– Завтра или ночью. Можем завалиться в «Бурёнку», – Жан задумчиво почесал затылок. – А ещё я слышал о ярмарке на Цветочной улице. Хочешь сходить?
«Завтра или ночью», – мысленно повторяла я, не веря своим ушам. Жан не дождался моего ответа. Он вздохнул и вышел на крыльцо. Схватил меня за руку и куда-то повёл. Лишь когда я заметила, что дорога до любимого трактира в моей памяти выглядит иначе, поняла что идём мы не в «Бурёнку». Жан оправдывался, что ему пришлось решать всё самостоятельно. Отшучивался, мол, общение со мной давно его к такому приучило.
– Повидаешься ещё с Тадеусом, – сказал Жан, пока мы прогуливались между рядов ярких палаток.
Я оторвалась от разглядывания яблок в карамели и взглянула на друга. Он сказал это так серьёзно, что я невольно сжалась и виновато отвернулась. Жан похлопал меня по голове и предложил сыграть в мяч. Он был настроен выбить бутылки с пьедестала и заполучить выигрыш, а я стояла рядом и подбадривала его громко крича. На ярмарке оказалось очень весело, и я скоро подхватила общий настрой. Многие люди ярко нарядились на импровизированный праздник цветочников. Детишки бегали с разукрашенными лицами и радостно вопили, разглядывая мои волосы. Мы с Жаном купили пару прожаренных лепёшек с мясом и сели есть прямо на забор. Крики лавочников казались один громче другого, каждый надеялся зазвать побольше покупателей. И между этими криками неустанно, словно рой пчёл, жужжали гуляки. Мы с Жаном тоже повысили голос, чтобы лучше друг друга слышать. В стороне от основной массы гуляющих было значительно тише.