Спасти или уничтожить

— Нет! — невольно поднялся Меркулов. — Тут такая закавыка получается, что отдавались они еще по линии НКВД, но после февральского разделения исполнение их в основном было возложено на НКГБ.

Берия недовольно мотнул головой.

Полгода назад, 3 февраля 1941 года, из народного комиссариата внутренних дел был выделен народный комиссариат государственной безопасности, которому и передали часть задач, прежде лежавших на НКВД. Оспаривать мудрость государственного решения, конечно, никому не приходило в голову, но на работу обоих ведомств это повлияло, и, как сейчас видел Берия, не всегда в лучшую сторону.

Докладывать об этом товарищу Сталину необходимо, понимал Берия, но сделать это надо так, чтобы последствия были хотя бы предсказуемыми, без ненужных оргвыводов, без снятий с постов. Идет война, и любое перемещение, особенно в этой сфере, создаст много проблем, и проблем долгосрочных. А дело надо делать, вопросы надо решать.

Но идти к вождю с таким обоснованием глупо. Просто глупо. Он это и слушать не станет. Значит, надо искать какое-то решение, которое покажет, что ошибки и недочеты стали следствием не довоенной неразберихи, а вызваны исключительно вероломным фашистским нападением.

Сзади кашлянул Меркулов:

— Товарищ Берия! Есть смысл ориентировать возникающие в тылу у немцев партизанские отряды на поиск информации об отправленных грузовиках. Это на самое первое время. Параллельно начать формирование спецгрупп, которые будут позднее заброшены в районы вероятного пребывания этих же грузовиков. Конечно, гарантий мало, но надежда остается.

— Надежда остается, — повторил Берия. — Надежда остается. Ну, хорошо. Сколько машин было загружено? Какие материалы и в каком объеме там находились? Кто персонально сопровождал транспорт? Каково было хотя бы самое общее направление движения? В конце концов, Всеволод Николаевич, мы должны иметь хотя бы самое общее представление о том, куда будем отправлять людей и для поисков чего именно.

Берия следил, как меняется лицо Меркулова, и понимал, что тот все переносит на разговор со Сталиным, и сам пытался представить реакцию вождя, когда ему будет доложено обо всем.

— Полагаю, Лаврентий Павлович, — заговорил Меркулов, — что товарищ Сталин уже знает по докладам военных, что там творится!

Берия молчал. Он прекрасно помнил первые часы и дни после того, как стало известно о гитлеровском вторжении. Сталин, Молотов, Берия, все они сидели, лишенные какой-либо информации. Ни находившийся в кабинете Сталина нарком обороны Тимошенко, ни генерал Жуков, недавно назначенный начальником Генштаба, ничего определенного сказать не могли, а их непрерывные и совершенно бесполезные звонки «по делам службы» только усиливали напряжение.

Первые часы и даже дни после нападения фашистской Германии показали полное отсутствие какой-либо координации и согласованности действий воинских соединений и подразделений. Между ними в эти дни то и дело рвалась обыкновенная телефонная связь, а использование нарочных в условиях, когда все перемешались и перемещались совершенно беспорядочно, а порой и бесцельно, было бессмысленным, поскольку нарочные порой просто не имели возможности отыскать адресата. Как следствие — штабы армий не знали, где находятся их дивизии и полки, не знали, как далеко продвинулись немцы и где именно.

Ну, значит, и сообщение о том, что потерялось несколько грузовиков, будет воспринято в общем потоке сообщений о неразберихе и — будем откровенны — панике.

Это уже кое-что серьезное, не просто рассуждения, а предложение к действиям.

— Это верно, — поощрил Берия Меркулова после минутных размышлений. — Давайте сделаем так: все-таки формально все шло по вашему наркомату, поэтому докладываете вы, а я вас поддержу.

Увидев тень сомнения, промелькнувшего на лице Меркулова, сказал жестче:

— Сказав «А», будет проще произносить остальные буквы, а задержку доклада сегодня еще можно объяснить тактическими соображениями, а завтра — нет.

Взял коротенькую паузу и добил:

— Вы должны понимать, как важно будет, кто и как об этом сообщит. Если Тимошенко хоть что-то узнает, он постарается свалить на вас все свои промахи и ошибки. А разбираться будет трудно. И, если придется разбираться — пойми меня правильно, Всеволод Николаевич, — мне придется быть к тебе слегка необъективным. И ты понимаешь причины.

Меркулов кивнул.

Как люди, уже давно работавшие вместе, они, конечно, хорошо знали сильные и слабые стороны друг друга, знали о большинстве промахов и ошибок, которые неизбежны в любой работе, и, следовательно, находили этим ошибкам и объяснения, и оправдания. Ну, а в такой обстановке ни о каком «понимании» речи быть не могло. Обоим было бы несладко.

— Я запишусь на прием к товарищу Сталину сразу, как вернусь к себе, — сказал Меркулов.

— Конечно, — кивнул Берия.

Позвони Меркулов сейчас из его кабинета, найдутся люди, которые подскажут товарищу Сталину, что звонок был после встречи с Берией. А если еще прибавить пару мелких деталей, то ход мыслей вождя можно направить в нужном направлении.

Нужном кому?