Спасти Ивановку

— Да уж, не будут, — засомневался пожилой крестьянин, — они же увидят, что их люди с задания не вернулись, и придут разбираться.

— Японцы и белогвардейцы терпят поражения, бой за боем красным проигрывают, еще немного, и их потеснят дальше, в сторону Владивостока. Если они все же придут, скажете им, что в амбаре сгорели жители Ивановки, обугленные тела все равно не отличить. Они поймут, что задача их выполнена, а куда делись их солдаты, вам неведомо. Пусть думают, что они дезертировали. Вы тут ни при чем — вы видели, как нелюди ушли из села, а куда там они пошли, знать не знаете. Потом из города приедут составлять список погибших. Пусть записывают, кого хотят, главное, вы знаете, что живы, и ладно. Власти будут много говорить про то, как сильно Ивановка пострадала от набега врагов, и будут помогать селу восстанавливаться. Поэтому поддерживайте эту легенду, и через пару лет хорошо все у вас будет.

— Мы сейчас видели, как другие японцы повели большевиков на площадь расстреливать, — прибежал вдруг взволнованный мальчишка лет десяти.

— Сколько примерно человек японцев? — уточнил Матвей.

— С утра их целый отряд пришел, но половину вы уже убили.

— Стало быть, человек десять еще осталось, не меньше, — сообразил Никита.

Они вышли из переулка и отправились в сторону площади.

— Смотрите, моя изба! — узнал строение Матвей. — Японец туда нырнул!

— Тогда нам надо ненадолго разделиться, — сказала Ирина Игоревна, — мы с Матвеем пойдем выручать его родных, а вы, Никита и Алексеич, идите скорее на площадь.

Ирина Игоревна и Матвей тихонько, стараясь не скрипеть, отворили дверь в избу. Прошли на цыпочках через сени. В комнате сидел на стуле пожилой мужчина, а на кровати испуганная девушка обнимала плачущих маленьких девочек. Перед ними стоял японец с винтовкой.

— БольшевИка, — орал он на ломаном русском, — большевИка!

Сделать движение в сторону людей враг не успел: Матвей, подкравшись сзади, разрубил его пополам топором, схваченным с полки в сенях.

Пожилой мужчина охнул и встал со стула. Девчушки на кровати заплакали.

— Господи, отец! — мужчина во все глаза смотрел на Матвея, потом вдруг попятился, хватаясь рукой за край стола. — Молодой еще! Что это? Неужели ты с того света пришел, чтобы нас спасти?

— А как же ты думал? — Матвей подошел и поддержал Гордея. — Ты не знал разве — родители и с того света на помощь придут?

Ирина Игоревна увидела маленького ангелочка с белыми кудряшками, выползающего из-под кровати, и кинулась к нему:

— Маленький, тебя как зовут?

— Федор, — произнес мальчик, с трудом выговаривая букву «р».

Женщина улыбнулась и обняла хорошенького мальчонку.

— Сколько тебе лет?

Мальчик, улыбаясь показал четыре растопыренных пальчика.

— Четыре? — ласково уточнила Ирина Игоревна. — Ты не сильно испугался?

Федор помотал головой:

— Не-а.

— А я Луша, мне восемь, а Маше семь, — сообщила хорошенькая девочка, подойдя поближе, чтобы ее тоже обняли.

Похоже, дети даже не успели испугаться, чего нельзя было сказать о девятнадцатилетней Ксении, у которой по щекам текли слезы.

— Так ему и надо, — сказала она, всхлипывая и глядя на убитого японца, — как они нам надоели уже! Хотя белогвардейцы — те еще хуже. Заявляются в деревни, чтобы еду забрать да над девушками поглумиться. Но ничего, недолго им осталось, их уже скоро погонят отсюда. Недавно бой был недалеко от Ивановки, так красные их начисто разбили! Вынести его надо, да закопать где-нибудь как пса бешеного.

— Подожди, — Матвей склонился над изуродованным телом, — я сначала оружие его заберу, нам не помешает.

Никита и Алексеич быстро догнали строй людей, которых вели по направлению к площади. Завидев двух новых мужчин, японские солдаты заорали что-то на своем языке и прикладами стали загонять их в тот же строй, а приведя к площади, стянули руки веревками.

Построив пленных шеренгой, японцы стали что-то говорить, а белогвардейский холуй, русский белоказак, толстый усатый парень, громко переводил:

— Японское командование донельзя опечалено вашим поведением, селяне! Вы укрываете красных за их спиной, вы помогаете партизанам, которые прячутся где-то в лесу и сильно нам вредят. За это мы вас сегодня казним. — он показал пальцем на пулемет. — Мы уже сожгли в амбаре пятьдесят человек, закололи штыками всех, кого обнаружили в избах, а вас мы прямо сейчас расстреляем.

Среди пленных, стоявших в ожидании неминуемой казни, были мужчины средних лет, возрастом, как Никита и Алексеич, все в простых застиранных рубахах и штанах, — обыкновенная одежда для работы в огороде или по хозяйству. Тут же стояли и пожилые мужчины и женщины. Головы у многих были опущены, а взгляды, прикованные к врагам, излучали непримиримую ненависть и презрение.

— Однако, японское командование решило проявить к вам большое милосердие, — продолжал переводить холуй, — мы даруем вам жизнь, — он помолчал многозначительно, — но только в том случае, если вы скажете нам, где прячутся ваши партизаны, которые на самом деле преступники и доставляют нам немало хлопот.

Весь строй хранил гробовое молчание.