Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем

— Даже так?! — Каппель в растерянности покрутил карандаш в пальцах, на лбу собрались капельки пота. Фомин видел, что генерал задумался, и задумался крепко. А потому тем же тоном продолжил, понимая, что еще немного, и он убедит Каппеля.

— Командование должно быть сосредоточено в одних руках, это диктуется необходимостью. Его величество принял решение утвердить назначение Арчегова, и, как вы знаете, произвел его в генерал-адъютанты. Я буду у него начальником штаба, уже дал свое принципиальное согласие. Также дали согласие на назначение генерал-майоры Молчанов и Войцеховский, атаман Сибирского казачьего войска Иванов-Ринов и командующий казачьей группой генерал-майор Волков. Остались только вы, потому я немедленно приехал, хотя мне надо торопиться обратно в Красноярск.

Фомин блефовал, жутко блефовал, но без согласия, причем общего, поставить на пост главнокомандующего Арчегова было невозможно. То требовало обращение правительства. В то же время назначенного, таким образом главкома снять с должности никто не мог. На это требовалось одновременное согласие императора, правительства и Народного Собрания, созыв которого только предполагался, причем не ранее весны.

Пока, за исключением его самого и Михаила Александровича, а также казачьих генералов, письменного согласия никто из командующих корпусами не дал. А прислать бумаги настоятельно требовало правительство.

— Что я должен сделать, ваше превосходительство? — глухо спросил Каппель напряженным голосом.

— Дать письменное согласие на назначение генерал-адъютанта Арчегова главнокомандующим Сибирскими вооруженными силами, то есть всей армией, гвардией, флотом, казачьими войсками, государственной и пограничной стражей. И ополчением, если будет объявлено о его созыве.

— Хорошо, — коротко согласился Каппель, открыл генеральский блокнот и быстро написал на нем несколько строк. Размашисто подписался, вырвал листок и протянул его Фомину. Тот быстро пробежал глазами по бумаге, взглянул на генерала — тому нелегко далось такое согласие, ведь в армии было много заслуженных генералов, совсем не чета лихому ротмистру, пусть и разбившему чехов под Иркутском.

— Так надо, Владимир Оскарович…

Заиркутный военный городок

— Плоскости уложили тщательно, я надеюсь? — Михаил Вощилло пристально посмотрел на мастеровых, что закрывали листами фанеры полотняные фюзеляжи аэропланов.

— Обижаете, ваш бродь, — весело отозвались чумазые механики, — нам же их ремонтировать. Себе дороже.

— Вы уж еще на пять рядов посмотрите, не дай бог в дороге растрясет. Нам дня три ехать, пока до Красноярска доплетемся. — Поручик говорил чуть ли не умоляюще, и интонацией, и глазами. Дорога дальняя предстоит, а эшелон пойдет быстро, под охраной бронепоезда. Хорошо, что один путь от составов полностью свободен, да путейцы из апатии вышли, трудятся как муравьи. Но скребет на сердце, мало ли что, а он слово дал командиру, что довезет новенькие аэропланы в целости и сохранности.

Прибывшие неделю назад из Владивостока французские «Сальмсоны» произвели эффект разорвавшейся бомбы. Русские летчики уже на следующий день облетали аэропланы, и только облегченно вздохнули, радость переполняла их — «стервы» можно было забыть как дурной сон, они в подметки не годились новому самолету.

Однако не успели они с Сергеевым нарадоваться, как прибыл военный министр Арчегов, и началась «учеба». Другого слова Михаил подыскать не мог, это никак не связывалось с привычным обучением. Раньше на фронте было просто — поднялся в воздух, полетал над позициями и чуть дальше, разведал, что на глаза попалось. Отправил в штаб донесение — и на боковую, отдыхать. Иной раз заявку от пехоты получали — тогда на бомбежку вылетали, как того аэростата, где он получил злополучное ранение.

Но чаще без всяких затей воздух утюжили, больше опасаясь не красных аэропланов, встречи с которыми были чрезвычайно редкими, а той рухляди, которая была с винтом, и непонятно, как она работала.

Но встреча с Арчеговым, который собрал всех авиаторов, поразила до глубины души, и он словно воочию услышал слова молодого генерала…

— «От захвата господства в воздухе теперь зависит исход любого вооруженного противостояния. Да, это так, господа офицеры. Потому возникает закономерный вопрос — как нам сделать нашу авиацию действительно мощным инструментом войны? Это станет возможным, если мы определим организацию, тактику и обучение и будем точно следовать тому!»

Министр все говорил и говорил, осыпая свою речь примерами. Но когда стал рассказывать об атаках на тот злополучный аэростат, сердце Михаила сжалось, ему показалось, что все смотрят на него. В первую секунду летчик удивился — откуда генерал знает это, но тут же вспомнил, что два дня все пилоты писали о наиболее памятных боях на Восточном фронте. Написал и он. Но Вощилло даже не предполагал, что новый военный министр не только прочитает, но сделает такие выводы, которые не могли прийти в голову никому из летчиков.