Спасти Кэрол

Незнакомец был на заднем дворе. Он стаскивал в одно место всевозможное принадлежащее Джефферсону барахло и складывал его в кучу. Теперь Джефферсон видел ясно – это был калека, хромой.

– Ну-ка, скажи мне, что ты ему отдал? – крикнул Горючка, бросая в кучу очередную книгу.

Джефферсон бросился назад в кухню и вновь зарядил ружье. Пот струйкой стекал с его подбородка. Невероятно, но он шевелился, действовал, чего с ним не было уже с десяток лет! Он твердо сжимал ружье, словно в его ладонях жила и пульсировала вся история его жизни на Большой дороге. Вновь оказавшись у окна, он отодвинул стволом ружья занавески и постучал по стеклу.

– Ты готов попасть в ад, приятель?

Отвечая, Смок не сводил глаз с кучи хлама, которую он взгромоздил перед домом:

– Я знаю, он заезжал не для того, чтобы поужинать.

– Никто никуда не заезжал, калека!

– Что ему было от тебя нужно? Что он у тебя взял? – спросил Смок. – Просто скажи мне, и все.

Сняв скворечник с ближайшего клена, Смок бросил его в кучу. Тот рассыпался на куски, и из него вывалились птичьи яйца. Джефферсон вновь постучал в окно. Смок посмотрел на него, и Джефферсон выстрелил сквозь стекло. Когда дым рассеялся, он увидел, что ему удалось поразить цель – пуля попала в голень.

– В следующий раз буду стрелять в грудь, – пообещал Джефферсон.

Смок посмотрел на свою ногу. Горючка вытекала из пробоины, и быстро штанина и башмак почернели. Пуля попала под колено, и погнувшееся олово врезалось в плоть.

– Ну так выходи наружу и стреляй по калеке! Прямо в лицо стреляй! – крикнул Смок.

Джефферсон едва не завопил от удовольствия. Мокси прав, это было здорово – вновь окунуться в прошлую жизнь. Он скользнул вдоль стены – так чтобы его не было видно – и перезарядил ружье. Когда он вернулся, Смок громоздил на собранную им кучу еще какой-то хлам.

– Ты что, умираешь от жажды? – крикнул Джефферсон. – Хочешь напиться собственной крови?

Он вновь выстрелил. Стоящее справа от Смока дерево взорвалось кусками коры и древесины. Горючка же вытащил из кармана коробок и извлек из него спичку. Спичка вспыхнула, и Смок бросил ее на собранную им кучу хлама. Пых… и все загорелось. Джефферсон взвыл, увидев, как полыхнуло его имущество. Быстро перезарядив ружье в очередной раз, он доковылял до двери. Позади дома, на заднем дворе, трещало и ревело пламя – черный ужас всех тех, кто любит копить вещи. Опираясь на косяк двери, Джефферсон выбрался из дома.

– Ты сейчас сдохнешь, калека! Смерть твоя близ…

Резкая боль пронзила его спину, словно неумолимые клещи впились в позвоночник. Подавив боль, Джефферсон, с поднятым на изготовку ружьем, обошел школьное здание и увидел калеку. Но куда девалось самодовольство и чванство, еще несколько мгновений назад написанное на физиономии хромого? Лицо его было искажено яростью.

Джефферсон был от него не далее чем в двадцати футах, но Горючка даже не шелохнулся. Однако на свет явилась вторая спичка.

Джефферсон увидел, как она падает на землю.

Пых… БУМ!!!

Джефферсон видел, что нечто яркое приближается к нему, но не мог понять, что это. Он же не знал, как Смок за несколько мгновений до этого успел окружить весь дом густым кольцом горючки – таким густым, что дом и сам он, Джефферсон, оказались в ловушке.

Языки пламени поднялись стеной и добрались до Джефферсона раньше, чем его больная спина позволила ему броситься в сторону и попытаться спастись.

Ухмыляясь, Смок смотрел, как горит Джефферсон.

Тот упал на колени и странным образом согнулся – словно теперь, умирая, он обрел давно позабытую подвижность. Пожирая его тело, огонь медленно превращал Джефферсона в некое подобие почерневших инструментов, которые валялись по всему двору. Смок не двигался, не произнес ни слова. Он наблюдал.

Когда все было кончено, Смок проковылял вокруг дома и пинком открыл дверь. Горючка плескалась в поврежденном протезе, выливаясь наружу. Смок заглянул внутрь.

Увидел книги. Увидел бумаги. Все это могло и должно было сгореть.

Этот отшельник прострелил ему голень. Теперь он пеплом лежит на траве.

– А ведь все, что от тебя требовалось – это сказать, зачем тот тип приезжал! – воскликнул Смок. – Больше мне ничего не было нужно!

Обливаясь потом, Горючка Смок повернулся и увидел на стенах слова. Схватив с полки кружку, он закричал:

– Я сожгу это все! Каждое вонючее слово на этих стенах!

Книги… бумаги… страницы…

Горючка Смок сжег все, что было в доме. Отшельник умер, Мокси неумолимо приближался к Хэрроузу, но Смок просто обязан был пережить этот момент триумфа и восторга. Только вид огня, сжирающего людей и вещи, давал ему успокоение и ощущение счастья.

К моменту, когда пожар закончился, буквы на стенах оплыли и превратились в бессмысленные потеки, которые, как казалось, оставила рука слепого безумца.

– А мог бы спасти себе жизнь, ублюдок! – проговорил Горючка, кивнув в сторону заднего двора школы.

Ведь Смоку всего и нужно-то было – узнать, что Мокси получил от Джефферсона в качестве подарка.

…Когда Смок постучал в его дверь, Джефферсон заканчивал описание того, что произошло в Абберстоне.

Абберстон