Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

— Тут список отгруженного чехам вооружения, которое они по непонятным причинам оставили на станции… Михалеффо, — полковник с трудом выговорил последнее слово, — они такие забывчивые. Видите, я его завизировал, как и лейтенант Тенделл, что сопровождал этот злополучный эшелон. Надеюсь, что это оружие поможет вам в борьбе с красными. А завтра мы с вами распишемся на листках, и все недоразумения между нами будут полностью сглажены. Вы согласны со мной, коммандер?!

— Конечно, — Фомин облегченно вздохнул, заполучить восемь вагонов оружия не шутка, особенно когда войска отчаянно нуждаются в патронах. А так — завтра пригонят два вагона пушнины, он отдаст их Морроу, они распишутся в получении, и разошлись, как в море корабли…

— Ах, вот только из-за этих вагонов с вашими чудными мехами я теперь потеряю семьдесят тысяч долларов и доверие уважаемых людей, — огорченным донельзя голосом воскликнул Морроу.

— Что такое, сэр?! — не менее встревоженным голосом откликнулся Фомин, а внутри засмеялся — этот бестия Арчегов все предсказал верно, почти полностью, включая диалоги. Но ошибся в одном, в деньгах — полковник запросил на тридцать тысяч меньше. А потому торг здесь неуместен.

— Просрочка из-за этой задержки. Вагоны уже должны быть давно отправлены во Владивосток, там их очень ждут влиятельные люди…

— Я считаю, что эта проблема решаема, мы сознаем часть своей вины за эту ошибку. И потому не можем допустить ваших затрат. У нас нет валюты, но мы можем возместить золотом или империалами, и даже чуть больше.

— Ваши золотые монеты пользуются популярностью, и потому я признателен вам за помощь и участие. Да, вот еще — мы совершенно случайно нашли в Верхнеудинске девять вагонов с грузами для русской армии. Это из прежних поставок нашей страны. Там есть патроны, три десятка пулеметов, но, главное, очень нужное для ваших героических солдат в трех вагонах. Там три тысячи комплектов нашего зимнего обмундирования: теплые штаны, меховые куртки, перчатки и другие вещи. Завтра вагоны будут здесь.

— Я доставлю на бронепоезде четыре банковских ящика, в каждом более полутора тысяч унций золота, — Фомин назвал так специально: любой американец живо подсчитает, что это составит свыше 120 тысяч долларов. Полковник Морроу не был исключением в этой нации — через секунду он расплылся в довольной улыбке, но тут же стал серьезным.

— В Танхое стоят эшелоны генерала Скипетрова, там до тысячи пехотинцев. Я пока не знаю, признали ли они власть Сибирского правительства, но, если вы хотите, мои парни сопроводят ваш эшелон до Иркутска.

— Не откажусь от вашего любезного предложения, полковник. У меня здесь на станции мало солдат для сопровождения столь ценного груза. Но в Порту Байкал стоит ледокол, и там много вооруженных моряков. Позвольте откланяться, встреча с вами доставила мне наслаждение. Могу я вас попросить об одной услуге?

— Конечно, коммандер.

— Бизнес имеет свои законы, главное из которых — время и качество товара. Здесь перечень того, в чем нуждается наша армия. Не сможете ли вы рассмотреть эту бумагу, может быть, у вас есть возможности, помимо госдепартамента? А в долгу мы не останемся. А завтра я встречусь с вами снова.

— О-о, — только и сказал Морроу, выкатив глаза — счет поставок шел на миллионные суммы. И если он выступит посредником, то процент будет такой, что и подумать страшно…

— Я уверен, этот вопрос можно урегулировать — транспорт на подходе к Владивостоку. Давайте, коммандер, отметим нашу встречу. Коньяк?

На этот раз Фомин не отказался, офицеры чокнулись и выпили душистую крепкую жидкость. Морроу проводил моряка до дверей, четко откозырял на прощание, что было не свойственно американским офицерам.

Через час в вагон Фомина был доставлен почти царский подарок в нынешние тяжелые времена — несколько ящиков французского коньяка и огромные коробки с шоколадом и сигарами, что с трудом держали в крепких руках здоровенные солдаты — подарок для офицеров доблестного русского флота. Николай Георгиевич усмехнулся — полковник умен и не стал вульгарно предлагать русскому офицеру процент от процента в совершенной ими сделке, причитающийся Фомину по общепринятым в бизнесе правилам…

Глазково

— Здравствуйте, Павел Дмитриевич, — Ермаков чуть привстал со стула, но руку для рукопожатия не протянул, на то были и политические, и психологические причины. Хотя чиновник на первый взгляд производил благоприятное впечатление, молод, тридцати нет, глаза умные, вот только моральный облик был того… Как бы помягче сказать…

Контрразведка умела работать, и наблюдение за Яковлевым велось уже давно. В принесенном Арчегову досье указывалось, что губернатор содержит пятерых малолетних воспитанников и спит с мальчиками в одной комнате. И как понимать прикажете — спит или «спит». Первое понятно, но если второе — Яковлев педераст или педофил, может, то и другое вместе взятое. Сексуальные меньшинства Ермаков не жаловал, брезговал. А может, просто оговор? Политика настолько грязное дело, что Ермаков чувствовал к самому себе отвращение. Но, воленс-ноленс, пришлось проявлять притворное радушие.