Спасти Москву

– Просто все как у тебя, старец, – зло ответил пенсионер. – Воля Господня, и все списали! Всю Москву высекут, город сожгут, княжество разорят, а у тебя один ответ: воля Господня! А сколько потом ратников полягут, потому что тогда не отбились? Соседям, думаешь, не захочется хабар получить, а?! А у кого проще забрать?! А у битого! Вот и потекут войска со всех сторон!!!

А ты вот что скажи мне, отче: вот ударит Тохтамыш, и все произойдет так, как я рассказывал. Что тогда скажешь? Я тебе про промысел Господень рассказал все, да только ты, как Илия, укрыться решил. За словами своими, как во чреве чуда-юда. А какими молитвами отмаливать собираешься трусость свою, а?

– Полно тебе, чужеземец, – Сергий попытался остановить Булыцкого, да только тот уже не на шутку разошелся. Распаленный, растрепанный да с глазами горящими, он сейчас больше походил на лешего, стенкой идущего на стоящего в дверях гостя.

– Да в жизнь не замолишь, потому что трусость – самый страшный грех! Да потому, что знать будешь, что не Тохтамыш, но ты душ погубил столько!!!

– Сядь, чужеземец, – властно молвил Сергий, да так, что Булыцкий не рискнул ослушаться и тяжко приземлился на скамейку. – Или ты думаешь, князь вот так просто возьмет и поверит первому встречному? Ты думаешь, у него других бед нет, паче этой? Княжение не награда и не наказание, но труд тяжкий. А ты что сделал бы, приди к тебе чужак невесть откуда с небылицами? А как змея он подколодная; так это что же, каждому верить?

– Слыхивал я это, и не единожды, – ледяным голосом отвечал тот.

– Слыхивал, ведомо мне то. А еще, что князь сам его место занять предлагал, да что ты отказался. Или не было такого, а?

– Так мне Дмитрий и отдал его.

– Просите, и воздастся, – веско отвечал Сергий. – Что не желанно, того и не заполучить ни в жизнь. Так на себя теперь уповай. Или ты как не надо никому, так все по-своему переиначиваешь, а как пора подходит, так и хорониться начинаешь?

– Уж больно все вы бойки на речи правильные, да толку-то он речей тех?

– От твоих речей, чужеродец, тоже немного. Все наводишь смуту да с панталыку всех сбиваешь. Оно бы помолчал да в дела богоугодные подался, все одно лучше было бы.

– Лучше так, чем когда будет поздно.

– Тебя князь миловал, и на том спасибо скажи, – негромко, но твердо продолжал старец. – А воевод не прислал, потому что не верит. Да и меньше народу знает, перетолков меньше да пересудов.

– А тебе что с того, кто там что судачит?

– Мне – ничего, – искренне отвечал тот.

– Ведь и ты мне не веришь, так ведь, – скиталец посмотрел на собеседника.

– Ты не серчай, чужеродец, – примирительно отвечал старец. – Пошлю я человечка в столицу, дозволят ему с князем свидеться.

– Пусти меня, я пойду!

– Думаешь, дозволят тебе к Дмитрию Ивановичу? Хотя ты же не спрашиваешь, но по-своему ладишь все. Только в этот раз, смотри, некому тебя из поруба вызволять будет. Или лихой кто стрелой сразит. И что? Труды все твои напрасны станут.

– Да они и без того напрасны, если Москве гореть!

– Пока в сердце хоть одного вера теплится, не напрасны. А человека завтра же и отправлю.

– Твоя правда, – чуть подумав, согласился Николай Сергеевич.

На следующий же день Тимоха, закинув на плечи котомку, пошагал в сторону столицы, а Булыцкий еще долго смотрел ему вслед.

И снова потянулись мучительно медленные дни. Один за другим. Не находя себе места, Булыцкий то и дело выходил на опушку, тщетно вглядываясь вдаль в поисках знакомого силуэта. А затем, связав в один тюк лоскуты тряпок и проверив свое творение на прочность, вышел к привязавшимся к нему за это время ребятишкам.

– Слушай меня сюда, мальцы! – приветствовал он собравшихся в ожидании очередной небылицы или урока мальчишек. – Сегодня игру новую учить будем! Ножной мяч зовется! Кто желает?!

Пацанье ответило ревом восторга. Живо разделив ребятню на две команды, он вбил в землю припасенные заранее ореховые колья.

– Вот это – ворота! – принялся он яро объяснять основные правила игры. Закончив, он, к восторгу ребятни, ловко вбросил «мяч» в поле. Что тут началось! Босоногие сорванцы с таким азартом принялись за диковинную игру, что Булыцкий всерьез испугался: а не покалечили бы друг друга. Впрочем, обошлось. Ребята под окрики преподавателя принялись осваивать новую для себя игру, да так увлеклись, что остановить их смогли только собравшиеся на шум родители.