Я проводила Мерседес до машины. Она открыла дверцу. Попыталась изобразить улыбку. «Я не вернусь в, Танцедеи“», — сказала она. «Решай сама, как лучше для тебя, — ответила я.
И помни, что здесь тебе всегда рады». Мы обнялись. Она села в машину, завелась и рванула с места.
Выйти от Эсмеральды в десять часов утра значило нарваться на сплетни. Все равно что пнуть корзину со змеями. Стоит только зародиться одному-единственному слуху о том, что он входил в дом к Машине, и разразится война. Машина посвятит всю оставшуюся жизнь тому, чтобы повесить усушенную башку Хосе Куаутемока в зале славы своего гребаного бесславия. Чистая шекспировская трагедия: два практически брата враждуют не на жизнь, а на смерть.
Чтобы не пересечься с шиномонтажником, который чинил колесо трактора напротив дома Эсмеральды, с продавщицей тако на углу, с мужиками, работавшими на соседней стройке, с двумя тучными сеньорами, которые имели обыкновение присаживаться на тротуаре и перемывать косточки соседям, Хосе Куаутемок решил уйти крышами. Он поднялся по винтовой лестнице из прачечного дворика, проверил, нет ли кого на смежных крышах, и двинул вперед, петляя между цистернами и параболическими антеннами. Спустился в гад, где не наблюдалось собак, и попал на улицу в трехстах метрах от жилища Эсмеральды.
Дошел до своего пикапа. Открыл дверцу и чуть не упал от хлынувшего изнутри жара. Северомексиканская сауна, две по цене одной. Сел. Пластиковые панели почти кипели. К рулю не притронуться. Включил кондиционер. Пока система охлаждалась, из воздуховодов несся горячий пыльный ветерок. От жары Хосе Куаутемок совсем осоловел. Вот оно, проклятие северного лета: тагоны. Так называются волны жара, идущие от земли. От них будто заживо варишься. Он открыл окна, чтобы кондиционером продуло вонь жженого винила. Блин, непросто будет завалить кого-то в таком густом утреннем зное, когда кругом сплошные миражи, глаза заливает потом, а свет с синего безоблачного неба так и слепит. Нужно купить темные очки. Не щуриться же на солнце — как-то это не подобает киллеру.
Наконец стало попрохладнее. Он поднял стекла — так жара останется снаружи, а холод внутри. Липкий пот, не дававший нормально двигаться, высох, и Хосе Куаутемок смог взяться за руль. Зачем вообще убивать двух типов, которые лично ему ничего не сделали? Живы Галисия и Лапчатый или мертвы — в его жизни ничего не изменится. Вот отправит он их в сабвей ту хелл — и что? Вынужден будет годами скрываться. Нет, ну правда, чего их мочить? Он чуть было не повернул к югу и не собрался ехать, пока на шоссе не появится плакат «Добро пожаловать в Мехико!», но тут в нем засвербело желание убивать. По вине этих двух идиотов он лишился своего оазиса. Они не заслуживают жизни.
Он поехал налево, туда, где, по словам Эсмеральды, жил Лапчатый. Описала она его приблизительно. С виду лет девятнадцать. Худосочный, мордаха детская, крашеный блондин, не высокий, не низкий. Голос писклявый, но, с тех пор как порешил дона Хоакина, с командирскими нотками, типа, «я тут главный по шкваркам». Совершеннолетний; значит, можно без угрызений совести всадить ему между глаз. Кто со стволом играет, от пули умирает.
Достать его будет либо трудно, либо легко. Трудно, если он бродит заодно с хитрожопыми «Самыми Другими». Подобраться близко, когда радом еще четыре-пять вооруженных бугаев, — это не жук чихнул. Ну а если мелкого засранца наградили за смерть дона отпуском и теперь он просто разъезжает по округе на своем новом «Форде 350 Лариате», — тогда как два пальца обоссать. Выследить машину и подстрелить водилу.
Он подъехал к дому Лапчатого. Повезло: «лариат» стоял прямо у входа. Он припарковался метрах в тридцати, у перекрестка, откуда просматривался весь квартал. Нужно запастись терпением. Может, Лапчатый появится через десять минут, а может, через две недели. Может, он днем спит, а ночью гуляет, а может, встает на работу с петухами. Тут уж не угадаешь. Остается только куковать в ожидании решающего момента.
Глушить мотор он не стал, чтобы кондиционер работал. Машина стояла в тени акации, но солнце все равно так жарило по кузову, что и климат-контроль не особо спасал. Бродячий кот отважился перебежать улицу и обжег лапы о брусчатку. Заскакал, как на батуте, стараясь спастись от раскаленной поверхности. Чуть не сварился там. Проехала машина с колонками, рекламируя однодневную распродажу хрен знает чего хрен знает где. Интонациями тот, кто нес запредельную белиберду в матюгальник, напоминал мычащую телку.