В последние месяцы в моей жизни царил такой сумбур, что я упустила из виду многие события вокруг себя. Пока я наведывалась в тюрьму, Эктор успел снять фильм, очень быстро, на одной-единственной локации. Но почему-то загубил то, что могло бы стать прекрасной историей, ударившись в несусветную безвкусицу. Фильм рассказывал про ночного сторожа в морге судмедэкспертизы. Морг был под завязку забит свозимыми туда трупами, в основном жертв убийств и вообще не-контролируемоего насилия в стране. Сторож бродил между десятками трупов, пытаясь угадать, кто были эти люди, откуда они происходили, кто их убил. Очень трогательная история — но вдруг она принимала совершенно неожиданный оборот, из-за которого фильм и провалился. Сторож подходил к каждому телу и обнюхивал, определяя издаваемый им запах. «Ты пахнешь апельсином», — говорил он одному. «А ты — лимонной мятой». И мертвецы садились на своих металлических каталках и рассказывали ему какую-нибудь историю из своей жизни, связанную с деревьями или травами. В общем, тихий ужас. Фильм начинался как размышление о насилии в стране, опустошенной бессмысленной войной с наркотиками, а заканчивался как эпизод плохого сериала.
Вспыльчивый и задиристый Эктор поссорился с публикой прямо во время эксклюзивного показа в театре «Метрополитен» (эксклюзивных зрителей собралось тысяча двести человек, но вот в коммерческий прокат он действительно выпускать фильм не стал, чтобы с большей помпой прибыть в Канны). «Да пошли вы на хрен!» — проорал он аудитории, состоявшей в основном из друзей и родственников. Возмущенный свист усилился. Идеальная обстановка для Эктора: разногласия, освистывание, конфронтация.
Я поняла, насколько фильм плох, когда Клаудио сказал, что ему понравилось. «Этот я хоть понял», — с гордостью заявил он. Из всех работ Эктора эта больше всего походила на какой-нибудь ситком. Первый час был жестким, тревожным, пытливым взглядом на безнаказанность и отчаяние. Зато второй — помесью «Хэллоу Китти» с «Бойтесь ходячих мертвецов». И именно вторую часть высоко оценил Клаудио.
В тот вечер исполнялось ровно четыре недели, как я не видела Хосе Куаутемока. Я пыталась не думать о нас. Не получалось. Его было слишком много в моем организме. Мир без него казался пресным, куцым. Разговоры с друзьями — скучными. Эктор — смешным и, о ужас, посредственным. В свете тюремного опыта его фильмы, которыми я раньше упивалась, выглядели плоскими. Они перестали производить на меня впечатление.