Спасти огонь

Мера наказания: восемь лет за мошенничество в особо крупных размерах

Я рассказала Эктору и Педро, что мы хотим танцевать в тюрьме «Рождение мертвых». Вопреки моим ожиданиям, Эктор не пришел в восторг. «Вы их спровоцируете», — сказал он. Я подумала, что он шутит, и улыбнулась: «И что? Ты-то у нас король провокаций». Эктору было не смешно. «Да, но я не дурак. Одно дело — подкалываться буржуев, которые много о себе мнят, а другое — лезть в клетку к убийцам». Все-таки, как ни старался, Эктор не мог вывести буржуя из себя самого. Одно только слово «клетка» отлично показывало, какое у него классовое мышление. «Я думаю, это будет интересно», — осторожно заметил Педро. Меня удивило, что он идет наперекор Эктору. Обычно он подстраивался под мнение бойфренда. Не то чтобы у Педро не было собственного мнения, но Эктор высказывался так безапелляционно, так рубил с плеча, что переспорить его все равно не удавалось. «Интересно будет, когда эту девочку там убьют», — сказал Эктор. «Девочку». В наших кругах нужно дожить до глубокой старости, чтобы тебя перестали называть девочкой или мальчиком. Часто говорят «Встретилась бы ты с этим мальчиком» или «Потрясающая девочка!» про людей, которым сильно за сорок. Язык совершенно инфантилизиру-ется и порождает сорокалетних подростков. «Ничего с ней не случится, — сказал Педро. — Я дважды в неделю там бываю, и на меня даже голос никто ни разу не повысил». Эктор ехидно усмехнулся: «А ты подожди, вот узнают они, что ты пидор и что у тебя жених имеется». Педро вроде бы обиделся, но не отступил. Литературная мастерская в Восточной тюрьме была одной из немногих вещей в его жизни, к которым Эктор не имел отношения. «Да знают они, и никаких проблем у меня не было. Это ты насмотрелся гринговских сериалов про тюрьмы и думаешь, что люди там заняты только тем, как бы присунуть в первую попавшуюся дырку. Жертва стереотипов». Теперь обиделся Эктор. Он ненавидел банальности и сейчас, когда его обвинили в слепом следовании стереотипам, чувствовал себя оскорбленным. Я редко видела, чтобы они ссорились. Почти всегда Педро уступал, но тут тема касалась его лично. «Это ты жертва стереотипов: веришь в спасение грешных душ. Вот и подавался бы в деревенские падре», — презрительно парировал Эктор. Оба начинали закипать, и я решила развести их по углам: «Так, ну-ка хватит. Замолчали сейчас же, или я уйду». Они обменялись вызывающими взглядами и одновременно прыснули.

Каждый изложил свою точку зрения на показ «Рождения мертвых». Педро считал, что элементы крови и смерти могут в новых условиях придать постановке более глубокий смысл. Эктор же возражал: как раз наоборот, она указывает на клише «преступник равно кровь и смерть». Педро сказал: «Но они же здесь связаны не с преступлением, а с женской природой, причем с такого угла, который ни одному мужчине не доступен».

Может, мы преувеличиваем и заключенные, выросшие в маргинальных слоях и привычные к самым неприглядным сторонам человеческой жизни, не проникнутся нашим спектаклем. Они могут освистать нас, как предыдущие зрители, или просто уснуть от скуки при виде недоступного им искусства. Тронет ли их танец как таковой? Педро считал, что да. «Заключение ведет к постоянному заглядыванию внутрь себя и, следовательно, повышенной чувствительности».

Мы решили, что часть с раздеванием лучше опустить. Эктор сказал, что показать ее будет не только рискованно, но и жестоко. «Это как воду разогреть, а мыться человека не пустить: подлянка», — сказал он. В остальном хореография будет прежней. Педро пообещал договориться с тюремным начальством о дне и часе выступления. И попросил меня подумать о двух запасных вариантах на случай, если какой-нибудь чиновник найдет «Рождение мертвых» неподобающим. Я отказалась: «У меня нет плана Б».

Вечером я сообщила труппе, что начала организаторскую подготовку к нашему выступлению в тюрьме. Раненная моим наплевательским отношением к ее чувствам, Элиса решила взять полугодовой отпуск, чтобы успокоиться. Я попыталась убедить ее остаться, но она не вняла моим просьбам. «Не знаю, вернусь ли я», — честно предупредила она. Довольно скоро она подписала контракт с другой труппой. Первая наша расплата за визит в тюрьму.

Через два дня в школу приехал Педро и рассказал об условиях, поставленных тюремным начальством. Чтобы принять такую многочисленную группу, им требовались копия удостоверения личности или паспорта, справка о регистрации по месту жительства, справка о доходах, домашний и мобильный телефон, группа крови, свидетельство о рождении и справка о несудимости каждого участника. Кафкианский списочек.

От перспективы столкнуться с бюрократическим адом труппа приуныла. Пепе рассказал, как однажды измучился, пытаясь получить справку о несудимости. Беатрис заметила, что предоставлять данные небезопасно: «Вы правда думаете, что я соглашусь дать этим продажным тюремщикам свой адрес и телефон? Я еще пока в своем уме». Рикардо не мог понять, зачем им группа крови. «Это на тот случай, если нас там прирежут и надо будет переливание делать?»