Спасти огонь

Судмедэкспертов ни армейцы, ни полицейские не привезли. Да и на что? Чтобы констатировать смерть от избытка свинца в организме? Только зря время терять. Лучше свалить вонючие трупы в военный грузовик, пересыпать известью, чтобы еще сильнее не засмердели, и прикрыть брезентом от мух. Отвезти в военную часть, там подержать в морге пару дней, вдруг кто явится на опознание, и в братскую могилу. Обычно опознавать приезжали только родичи боссов или нарко среднего звена. Долбаными люмпенами никто особо не интересовался. Малолетнего, который сдуру подался покрасоваться среди бандитов, даже мама родная не приедет забирать. С кем поведешься — так тебе и надо. «Мой с уродами связался. Кто его знает, где он сейчас», — говорили матери, точно зная, что рано или поздно их сыновья падут в сырую землю.

Пока «Самые Другие» стрелялись с «Киносами», властей было не видно и не слышно. Пускай себе грызутся. Дарвиновский закон в применении к нарко. Естественный отбор шлака. Солдаты, морпехи и федералы явились, только когда стрельба утихла, и сделали свою работу: выяснили, кто победил, отмыли деревню до блеска, никаких червивых жмуров, ни капли крови, и предупредили ошалевших местных: ничего-тут-не-было-вам-показалось-живите-спокойно-а-рот-на-замке-держите.

Хосе Куаутемок уснул с включенным вентилятором. И все равно вспотел. Долбаная жара. Сел на койке, весь мокрый. Вдали печально промычала корова. В заварухе подстрелили ее теленка, и теперь она бродила по улицам, искала его. Неизбежные потери среди мирного населения на нарковойне. Солдаты теленка увезли, как и олененка со вспоротым брюхом. Ничего, что мясо уже подванивало, варка всех микробов убивает.

На рассвете Хосе Куаутемок упаковал свои пожитки в чемоданчик, сел в джип и поехал в Сьюдад-Акунью. В зеркале заднего вида постепенно терялись пыльные улицы эхидо. Больше он сюда не вернется. В семь утра он позвонил в звонок; не самый приличный час, но он пришел как профессионал, так что с него взятки гладки, работа есть работа. Сначала не отвечали. Он еще раз позвонил. Наконец раздался хриплый голос фэтилишес: «Иду». Она открыла в халатике, заспанная. При виде Хосе Куаутемока испугалась. Решила, что он принес плохие вести. «С Чучо все в порядке?» Чучо — это Машина, но только она имела право так к нему обращаться. Он это имя не любил, в Гвадалахаре так собак называют, а он никакая не собака. «Да, все хорошо. Он ушел в горы на время, но все в порядке». Она вздохнула с облегчением. Слухи о разборке уже просочились в город. Хосе Куаутемок уставился на ее ненакрашенное лицо, с отпечатком от подушки. А она симпатичная. И похудела здорово. Теперь больше делишес, чем фэт. Чем ближе к кости, тем слаще мясо.

Хосе Куаутемок объяснил, что ему нужно где-то перекантоваться, пока он будет выяснять, чем занимаются Галисия и его люди утром, днем и вечером. «Я поищу кого-нибудь», — сказала ньюборн-худышка, потом смолкла и застыла в дверном проеме. Солнце начинало поджаривать все живое, что не успело спрятаться в тень. Хосе Куаутемоку не улыбалось обгореть, и он спросил, не угостит ли она его завтраком. Прежде чем ответить, она окинула взглядом улицу. Если Машина узнает, что в его отсутствие в дом заходил мужчина, пусть даже брат родной, ее роскошное тело станет удобрением для цветочков. Убедившись, что соседей не видно (кто вообще встает в семь утра?), она сказала, да, можно, только пусть припаркуется за два дома, чтобы не вызывать подозрений.

Хосе Куаутемок припарковался и пришел обратно. В звонок звонить уже не пришлось. Аппетитная экс-толстушка оставила дверь полуоткрытой. Блюдя честь жены своего кореша, он тоже посмотрел, не выглядывает ли из-за соседских дверей любопытный нос, но увидел только двух бездомных собак и вошел в дом.

Домик был скромный. Мебель в гостиной под целлофановыми чехлами, пол цементный, стены выкрашены в розовый, репродукция «Тайной вечери» и огромный телик посреди комнаты. Она выглянула в дверь кухни. «Я там кофе поставила, можешь налить себе. Пойду помоюсь, я недолго». Дать хочет, надумал дурного Хосе Куаутемок. Не хотела бы — сказала бы: «Вот тебе твой завтрак, я в фольгу завернула, чтобы не остыл. Кофе в термосе. Топай. Увидимся там-то тогда-то». Но нет. Она сказала: «Пойду помоюсь». Это значит: «Хочу быть свеженькой и хорошенькой». Экс-пампушка указала на газеты, лежащие на столе в столовой. «Можешь пока почитать, что пишут „Сокало" и „Вангуардия“ про смерть дона Хоакина». И ушла в душ. Хосе Куаутемок налил себе кофе и сел в обтянутое целлофаном кресло читать газеты.