Спасти огонь

Я опять уснула, и разбудили меня голоса мужа и детей. Я с трудом разлепила веки. Мариано и Даниела ворвались в спальню и набросились на меня с поцелуями. За ними подоспели Клаудио и Клаудия. Завалили вопросами про тюрьму. Все четверо опасались, что со мной там что-нибудь случится. Я наскоро рассказала про выступление, про реакцию заключенных и про то, как мы растрогались. Дети подарили мне рисунки, нарисованные специально к случаю. Я чуть не умерла со смеху. Я танцевала за решеткой, а преступники свирепо и коварно пялились на меня.

Мы пообедали все вместе, а в половине шестого я выехала в книжное кафе «Маятник» в районе Поланко, где мы договаривались встретиться с Педро и Хулианом. Из-за дождя, как водится, город встал в пробках, и я опоздала на сорок пять минут. За столиком сидел только Педро, он спокойно читал и ждал. При виде меня он улыбнулся и не стал выговаривать мне за задержку. Вскоре появился Хулиан, еще одна жертва безумного городского движения.

Они рассказали, что днем были в тюрьме. Начальник принял их и сообщил, что выступление имело невероятный успех. Заключенным выдали небольшую анкету для оценки мероприятия, и отзывы были исключительно положительные. Когда Хулиан отошел в уборную, Педро повернулся ко мне с улыбкой. «Видел твоего нового друга в тюрьме», — сообщил он. «Он мне никакой не друг, как я тебе уже сказала». Улыбка по-прежнему играла на его лице. «Я не говорю, что ты должна с ним замутить, но он интересный человек и, возможно, поможет тебе стать не такой мажоркой». — «Сам ты мажор, — отрезала я. — Ни дня в жизни не работал». Мой выпад его совершенно не задел. «Да уж, к моему великому счастью. — И он снова улыбнулся. — Я просто хочу, чтобы ты немного расширила кругозор. Я вот офигительно расширил свой в этой тюрьме. И сама знаешь: не будь я геем, влюбился бы в тебя в два счета. Я хочу, чтобы этот мужчина стал точкой, на которой мы с тобой сойдемся. Мне он нравится, тебе тоже. Мне он интересен, может, заинтересует и тебя». От такого полупризнания в любви я размякла. Он протянул мне руку: «Мир?» Я пожала: «Мир».

Вернулся Хулиан. Не подозревая о нашем с Педро разговоре, он первым делом пригласил меня поучаствовать в его тюремной литературной мастерской: «Мы с Педро будем очень рады. Ты не представляешь, какие тексты пишут эти зэки. Они перевернут твой мир. Мы хотим, чтобы ты выслушала их истории. Ты увидишь самую темную сторону реальности». Мы договорились, что я приду на следующее занятие. Когда мы прощались, я прошептала Педро: «Это ведь ты убедил его пригласить меня?» Педро с улыбкой отстранился: «Ничего подобного, он сам это придумал». Поцеловал меня в щеку и удалился вместе с Хулианом.

Один солдат подошел поближе, держа его на прицеле: «Сеньор Уистлик, вы вооружены?» Хосе Куаутемок кивнул. На него наставили шесть фонарей. За фонарями было не видно толпу индейцев-сапотеков, готовых набить его металлом, как свинью-копилку. Он не опускал рук, пока мелкотравчатый галдя — тик его обыскивал. Тот забрал оба ствола и отступил. «Встаньте на ноги», — приказал он. Поднимаясь, Хосе Куаутемок слегка поскользнулся и чуть не спровоцировал стрельбу. «Медленно, а то уложу ненароком». Он слышал, как взволнованно дышали солдаты. Пахло потом. «Повернитесь спиной», — скомандовал чей-то голос. Он неспешно развернулся. Справа приближались еще фонари. Как они его нашли? Как узнали его имя? «Надеть наручники», — громко приказал голос из темноты. Хосе Куаутемок опустил руки и сложил за спиной. Ему нацепили браслеты и повели вниз по склону.

Дорога вышла долгая. За ним гонялись три часа, и он успел проделать примерно два километра. Начало светать, и стало видно, сколько на нем царапин и ран от кустарника и колючей проволоки. Ноги и грудь рассечены. Руки изрезаны. На коленях ссадины. Лицо все исполосовано. Кровь идет. Несет от него грязью и пекариным дерьмом. Сам с виду как тамаль в красном соусе.

Когда вышли к машине, было уже совсем светло. Он обернулся. Еще чуть-чуть, и он вырвался бы на вершину холма. Пятьдесят сучьих метров не хватило. Пятьдесят. В чистом поле он легко бы ушел от чернявых бесов. Вот что значит прогуливать уроки и не продумывать заранее план отступления. Если бы не кинулся в ложбину, а ушел к домам — ариведерчи, вояки!