Спасти огонь

На пятом году нового срока он познакомился с Хулианом Сото, писателем, которого посадили за то, что прописал люлей какому-то критику. Хосе Куаутемок еще раньше читал его книжки, и они ему нравились. Он подружился с Хулианом. После завтрака они встречались во дворе и разговаривали о литературе. Хулиан советовал, каких новых авторов почитать. Каждый дружбан, который навещал Хулиана в тюрьме, привозил ему кучу книг. Хулиан прочитывал и отдавал Хосе Куаутемоку, и тот возвращал их два-три дня спустя, испещрив пометками на полях. Хулиан обожал разбирать эти пометки. Литература поверх литературы.

Дружба их день ото дня крепла. Хосе Куаутемок держал нового приятеля под защитой. Не то чтобы Хулиан не мог сам управиться — просто в тюрьме отморозков хоть отбавляй. Хулиан был хорош в драке, но предугадывать грязные ходы не умел. А вот Хосе Куаутемок давно стал экспертом по тюремным раскладам. Первым делом он научил друга, что в перепалке нужно всегда держаться спиной к стене, да поближе. Всегда. Даже если с цирковым карликом махаешься. Неизвестно, когда второй цирковой карлик подскочит сзади с розочкой и исполосует тебе спину. И еще научил распознавать тюремный язык: какой взгляд искоса предшествует нападению; зачем мимо тебя дважды проходит один и тот же чмошник и будто мысленно измеряет; какие терки у надзирателей. Рассказал всякие уловки: «Если кто-то повалил тебя на пол и навис сверху, запусти ему ногти в веко и расцарапай. Кровищи будет море, и он, считай, ослепнет». Или: «Забудь, что тебе противно, запусти ему руку в штаны и вырывай яйца». Научил метить локтем в трахею, высвобождаться, если накинулись сзади, уходить от ударов. Такому только годы в тюряге учат. Хулиан предпочел в разборки не ввязываться и досиживать мирно. Одно дело расквасить морду щуплому критику, и совсем другое — выходить против бандитов, которые немало других бандитов порезали.

Хосе Куаутемок разъяснил ему тюремную иерархию: «Этот шестерка, ничтожество, значит. Этот „маргаритка", жених одного нарко. Этот наемный убийца, на зоне продолжает работать, так что только ты на него глянешь — и тебя захочет убить. Про этого вообще можешь не думать, так, шелупонь. С этим мелким лучше не связывайся. Он из блатных, да еще и кровожадный, сучонок». Хулиан это все записывал. Если Альваро Мутис создал свою великую хронику после отсидки в тюрьме Лекумберри, то его задача — «Восточная тюрьма: перезагрузка».

Хулиан предложил Хосе Куаутемоку попробовать себя в писательстве. Тот отказался: «На хрена?» Но кореш пристал как клещ и в конце концов убедил. «Сам напросился», — сказал Хосе Куаутемок и тут же что-то придумал. Записал от руки и отдал Хулиану, который ожидал увидеть средненький текст с правильными предложениями и запятыми, но по мере чтения у него аж, как выражались наши бабушки, захолонуло. «Смерть — беззубый рот, высасывающий из нас жизнь минута за минутой. Он питается нашим дыханием, пока оно не кончится. Вбирает нашу память, превращает ее в забвение, а потом выплевывает нас, как абрикосовую косточку. Мы в последний раз смотримся в зеркало: сухощавое тело, бледное, как пергамент, лицо, изъеденная кожа, — и просим прощения у самих себя: мы не смогли стать теми, кем хотели».

«Впервые что-то подобное пишешь?» — спросил Хулиан. «Что, совсем швах?» — «Нет, наоборот. Пару мест только надо подправить». Хосе Куаутемок забрал листик и прямо там начал перечеркивать и переписывать. Пару минут спустя вернул Хулиану: «Смерть — беззубый рот, высасывающий из нас жизнь минута за минутой. Он питается нашим дыханием, пока оно не кончится, и вбирает нашу память, пока не превратит в забвение. А потом выплевывает нас, как абрикосовую косточку. Мы в последний раз падаем на землю, изможденные и сухощавые, и просим прощения у самих себя: мы не смогли стать теми, кем хотели». Хулиану понравилось, хотя он нашел в тексте пару клише. «Значит, точно чушь спорол. Ну и пусть тогда в море тонет, — сказал Хосе Куаутемок. Забрал листик, скомкал и щелчком отправил в лужу: — Увидимся, кореш. Пойду вздремну», — и свинтил к себе в берлогу. Хулиан вынул бумажку из лужи. Потряс, чтобы вода стекла, и унес с собой. Он и не подозревал, что только что подсадил Хосе Куаутемока на писательство, как на героин, с которого тот больше никогда не слезет.

Хулиана вскоре выпустили, потому что юристы разных писательских союзов здорово наседали на побитого критика, чтобы заявил, что претензий к Хулиану больше не имеет (не-малую роль сыграл и тот факт, что Педро раскошелился). Он пообещал Хосе Куаутемоку приезжать к нему каждые две недели. Брехня. Хосе Куаутемок знал, что слова тот не сдержит.

Таскаться в тюрьму — тот еще геморрой. Два часа на дорогу, час в очереди, два часа обратно, только ради того, чтобы пятьдесят минут лицезреть его моську, — такого и влюбленные не выдерживают, куда уж Хулиану.